История одной любви (Мари)

История одной любви (Мари)

 1. ВЫБОР

Страстная одержимость чем - нибудь, что мы любим, ...прокладывает нам путь вперёд, низводя до нуля значительность правил, здравый смысл и разногласия, перенося нас через глубочайшие ущелья различий во мнениях. Без силы этой любви мы становимся лодками, увязшими в штиле на море беспросветной скуки, а это ... СМЕРТЕЛЬНО...
  Ричард Бах


ВЫБОР

Мы с ней сидели на Арбате в кафешке и ели мороженое. Одна из моих слабостей – сладкое. Я очень люблю пирожные, разные мороженые, шоколадки. И во мне борются часто две страсти: стремление сохранить хорошую фигуру и понежить свой желудок, часто верх берет последнее.
Она улыбалась. Сквозь ее волосы просвечивало солнце. Я люблю красивых людей. Сморишь и получаешь эстетическое удовольствие. А она была прекрасна. Хрупкая миниатюрная блондинка с голубыми грустными глазами. Я любовалась ею. 
- Ты так смешно ешь мороженое, - рассмеялась она. Маленькие хрустальные колокольчики зазвенели под пальцами ветра. Тихий мягкий голос. Прерывистые теплые звуки, ласкающие маленькими коготками мое ухо.
- Почему?
- Человек, получающий удовольствие оттого, что делает. Просто ты вся в поглощении сладостей. Сладкоежка, - вытянула она последнее слово.
Как мы с ней познакомились? Просто я получила по почте безумное письмо, не столько безумное, сколько полное одиночества. Одно, другое – маленькие птички из писем садились на мой почтовый ящик. Вначале я не придавала им значения, потом стала отвечать, потом я поймала себя на мысли, что жду от нее писем.
Мы впервые увиделись тоже на Арбате. Наверное, потому, что раньше я любила там бывать, и потому, что я думала, что встреча не будет ни к чему обязывать. Центр, полно народу, можно будет при желании легко раствориться. 
Она опаздывала. Трудно представить себе реального человека, даже если у тебя есть его фотография и если он тебе дал свое описание. Блондинка. Да мало ли блондинок. Всякие разные светловолосые женщины проходили мимо. Вот прошмыгнула девушка с волосами, висящими по плечам жалкими сосульками ярко белого цвета, вот прошла женщина с цветом волос спелой пшеницы. Женщины: одни, другие, молодые, постарше, какие угодно, и столько блондинок! 
Я окончательно потерялась. Стрелка часов дрожала на руке. И тут мне на плечо легла ладошка.
- Привет, это я.
Так мы с ней и познакомились.

- Расскажи, а как бывает с мужчинами? Что ты в них находишь? – спросила как-то она.
- Не знаю, просто встречаешь кого-то, кто тебе очень нравится. Разве у тебя ничего похожего не было?
- Нет, с мужчинами никогда.
- Почему?
- Когда мне было двенадцать лет, я поздно шла через парк домой от подруги. Меня изнасиловала компания ребят. Физически я не девственница, но пойми, все, что связано с мужчинами в плане любовных отношений мне кажется противоестественным.

Она. Просто Удивительное существо. Прекрасное, ранимое. С рассыпанными по подушке волосами она мне напоминала ботичеллевскую Венеру. Длинные прекрасные волосы, тонкие руки, манящие глаза. Ее кожа пахла медом, сладким теплым медом. Хрупкость, граничащая с ранимостью, и одновременно привкус металлической уверенности, иногда доходящей до жестокости. Сочетание невообразимых цветов и оттенков в палитре ее души. 
- Мне так хорошо, - обняла она мое тело.
Мне тоже было хорошо и спокойно. Безмятежно.
Мы заснули в обнимку.
- Кофе готов, - она меня разбудила и прыгнула назад в постель.
- Не хочу вставать, - сонно проворчала я.
- Соня, настоящая соня, все на свете проспишь, - поцеловала она мою макушку.
Я понимала ее, как если бы она была мной. Я могла прочувствовать между словами, между недосказанными предложениями, иногда только по одному жесту. Я читала ее, как если бы сама писала про себя в дневнике. Иногда она просто боялась, что я встану и уйду. Просто уйду, захлопнув дверь.
«Я боюсь тебя потерять», - прочла я в одном из ее писем. Иногда мы посылали друг другу письма, так проще бывает высказать свои мысли, они летят сплошным потоком строк, запятых, точек, проще, потому что не боишься увидеть непонимание или равнодушие в глазах, потому что иногда легче написать слово, чем его произнести.

Мы стояли с Димкой на улице. 
- Я тебя люблю, - прошептал он и поцеловал меня в губы.
- У меня есть она.
- Все равно я тебя люблю. Просто пойми, что тебе нужно. Выбери, разве это не легко, решить, что тебе надо.
Что мне надо? Разве я знала, чего хотела? Наверное, хотела быть счастливой, просыпаться с кем-то рядом, засыпать с кем-то в обнимку. Это все было так абстрактно. В форме не оформившихся желаний. Только на уровне «хочу» без привязки к конкретному телу.
Мысли бежали, натыкались друг на друга и падали. 
Чего я хочу? Я совершенно запуталась. Я даже не знала, с кем хочу быть в данный момент. Они оба постоянно мелькали у меня в голове: и она, и он. 
Говорят, когда любишь двоих, то не любишь никого. Да, должно быть так. Может быть, я просто потеряла способность влюбляться и любить. Теперь не было тех приступов восторженности, как раньше, когда мне было лет пятнадцать-шестнадцать, когда сны врывались по ночам в открытые форточки, а утром я просыпалась и странно улыбалась на вопросы: « Так что же тебе приснилось?». Больше не было того мучительно-сладкого ожидания. Как будто я вошла в комнату, дверь за мной захлопнулась, я знала, что никогда больше не смогу вернуться назад. Часто меня мучили приступы скуки. Серой скуки, толстой жирной кошки, прыгающей мне на коленки. Куда бы я ни шла, скука вечно увязывалась со мной. Я разговаривала с друзьями и понимала, что эта серая кошка трется о мои коленки, что я отвечаю на вопросы автоматически, а глупая улыбка просто намертво припечаталась к лицу. Я убегала в себя, бродила по зыбким мостикам отрывочных воспоминаний, иногда с безжалостностью рассматривала себя, препарировала чувства, пытаясь быть с собой до жестокости откровенной. Как сладко бывает обманываться: искать причину в других, в ситуации, в чем-то извне, а не в самой себе. Но болела я сама. Скука отложила отпечаток буквально на все. Даже в зеркале я видела бесконечно скучающие глаза. 
Мне было скучно. Это как незаживающая ранка, вечно саднящая, напоминающая о себе. Можно чем-то или кем-то увлечься, оторваться немного от этой серости, но ты опять слышишь мяуканье серой кошки, она заползает к тебе на коленки и трется пушистой шерстью, смотря на тебя чуть прикрытыми злобными глазами. 
Я делала вещи, иногда непонятные окружающим, но такие логичные для меня. Я искала лекарство от скуки и одиночества, того внутреннего одиночества. Неважно сколько рядом с тобой людей: друзей, знакомых и просто случайных попутчиков, что-то внутри тебя воет как волк на луну, что-то бесконечно одинокое, голодное, дикое.
Как-то я ехала в метро со знакомой. Она весело щебетала, щебетала, щебетала. Я уже просто перестала вслушиваться в ее фразы, даже не придавала значения тому, как отвечаю, просто есть определенных набор фраз, который автоматически выскальзывает при разговоре из кармашка мозгов, я смотрела в черное окно, мысли копошились у меня в голове, бежали, как желтые окна встречной электрички. Лицо знакомой улыбалось, есть такие пошлые улыбки, которые безобразно уродуют любое лицо. Улыбки бесконечного любопытства, смешанного в высоком стеклянном бокале с глупостью и жеманством. Я поймала себя на мысли о том, что мне захотелось ее ударить, только бы согнать с ее лица эту гримасу, но в ответ я тоже улыбалась не менее отвратительной гримасой и продолжала беседу.
Скука – неизлечимая болезнь, медленный яд, разъедающий тебя изнутри, отравляющий все другие эмоции, желания, мысли. Это серое небо, давящее тебе на затылок. Это сонные глаза соседа по утрам. Это раскрытые рты окон многоэтажек. Это твое отражение в зеркале. Это ты.
- Я люблю тебя, - он обнял меня за плечи.
Тогда я еще раз почувствовала тоску, грусть и сожаление о том, что не могу ответить также. Наверное, если бы я его любила, то обрадовалась бы этим словам. Но меня грызла скука!
Я привязалась к ним обоим, как к двум светлым точкам, выводящим меня из мрачного туннеля. Иногда я даже забывала про серую кошку. Я по-настоящему смеялась, выбросив хлам дежурных улыбок. Но я не могла выбрать что-то одно, чтобы лишиться чего-то другого. 
- Если бы выберешь ее, я просто уйду. Я буду звонить тебе на дни рождения, по праздникам, иногда и просто так. Но я не смогу быть тебе другом.
Я чувствовала, как ему больно. Мне хотелось подойти, обнять его за плечи, поцеловать, как маленького испуганного плачущего ребенка. В такие моменты во мне что-то ныло и болело.

- У меня сегодня был твой знакомый, - сказала мне она, когда я сидела на кухне и медленно уничтожала очередной ее кулинарный шедевр, приготовленный специально для меня.
- Знакомый? – я чуть даже не выронила ложку из рук.
- Да. Олег.
- Какой Олег?
- С***кий, - улыбнулась она.
- А как ты узнала, что он мой знакомый, и как он попал к тебе?
- Мне должны были привезти дискетки. Помнишь, я рассказывала тебе, что оформляю один офис? Звонок в дверь: чудо двухметрового роста, с удивительно непропорциональной фигурой, худой, почти тощий, с огромной головой, напоминающей грушу. Он бесцеренно зашел в комнату, потребовал чашку чая и плюхнулся на диван. Когда я заваривала на кухне чай, то услышала радостный вопль из комнаты. Чудо стояло перед компьютером и радостно тыкало пальцем в монитор. Олег увидел тебя на моей аське и опознал по нику. «Это же Ирка, не так ли?» - спросил он. И даже не дав мне ответить, стал рассказывать про тебя. «Знаешь, а у нее есть девочка», - он посмотрел на пол, потом перевел глаза на меня и сообщил: «А у меня вот нет».
- Да, как-то раз он пытался перевести наши отношения в иную плоскость, чем приятельские, и чтобы предотвратить подобные повторения, я ему сказала, что, извини, но меня мужчины не интересуют.
- Ну, не думаю, что его это смутило, он мне стал рассказывать, что тебя любит, а ты вот такая нехорошая. Потом он предложил, чтобы я его утешила. На самом деле он такой странный, перескакивал с одной темы на другую, молол полную чепуху. Я даже не успевала переводить дух. Как только мне удалось вставить слово, я тут же опровергла его мнение о том, что на аське – это ты. Я сказала, что он что-то напутал, и выключила экран.
Мы посмеялись. Я пообещала бедного Олежку проучить за приставания к ней, рассказав, что он, наконец-то, увидел мою девочку.

- Ну, как тебе она? - спросила я на следующий день через аську.
- Кто она?
- Моя девочка?
- Какая девочка?
- Ты ей дискетки передавал.
- Так это была твоя девочка? – и он замолчал, - Позвони мне, пожалуйста, позвони, - получила я от него следующее сообщение через некоторое время.
- Зачем?
- Хочешь, я тебе про нее расскажу?
- А что ты мне можешь рассказать?
- Позвони – узнаешь.

Любопытство вцепилось в меня всеми лапами, сдавливало голову жгутом, я сдалась и позвонила.
- Привет, радость моя, - услышала я в трубке его высокий голос.
- Ты мне хотел что-то про нее рассказать?
- Да. Только скажи, что она мне рассказывала про себя и про меня.
- Ничего особенного.
- А я был у нее в гостях, - загадочно произнес он.
- Я знаю, это все?
- Ну, странно, что она тебе рассказала.
- Почему странно? Ты же ей привез дискеты по работе.
- А это теперь так называется, не знал. Нет, на самом деле у нас с ней было свидание. Я просто познакомился с ней, она пригласила меня в гости, я приехал к ней, и мы занимались сексом. Если мне не веришь, я могу тебе прислать письмо с описанием ее физиологических особенностей.
- Что? - закричала я в трубку.
- Могу тебя обрадовать, ей со мной не понравилось, поэтому она тебе сейчас навешает лапши на уши.
- Олег, ты врешь! Она мне говорила, что не представляет себя с мужчинами.
- Ну, может, ей попробовать захотелось. Вот видишь, просто так получилось. Я не хотел тебя расстраивать. Вообще, не бери в голову, садись в машину, приезжай ко мне, я буду тебя утешать. Ведь сама согласись, я лучше, чем она.
Я повесила трубку. То ли смеяться, то ли плакать. Все похоже на нелепый сон, если бы я сама вот только что не разговаривала по телефону, но решила бы что такого просто не бывает.

Вечером я получила от Олега письмо.
«Даже и не знаю, как и с чего начать. Короче описываю, как есть. Сел на электричку, приехал. Вошел а квартиру, она работала .Начал обнимать. Мне предложили подождать, что бы дать сосредоточиться. Потом целовались, потом перешли в ее комнату, разделись. Хоть убей, не помню, где и какие родинки».


Когда я рассказала обо всем ей, то первой реакцией был безудержный смех. 
- Он так тебе и сказал, что мы тут же с ним переспали? Знаешь, не часто встречаешь человека с таким самомнением. И потом, все было бы возможно, если бы мне настолько не было странно что-то иметь с мужчинами. Знаешь, так глупо, вот и тут вмешался мужчина.

Я понимала, что вся эта история с Олегом больше похожа на фарс, но какой-то червячок сомнения грыз меня. Я понять не могла, почему мне вдруг так было обидно и как-то грязно. Потому ли что мысль о том, что она была в постели с Олегом, все-таки вертелась у меня в голове, неужели я ее ревновала?

Позвонил Дима, и я не нашла ничего более подходящего, чем вылить на него всю эту историю. Я понимала, что ему слушать это неприятно, но все равно ему рассказывала про свои переживания.
- Будет лучше, если ты все-таки определишься, - сказал он мне потом, - я не смогу слишком долго ждать, когда ты решишь, кто тебе больше нужен. Иногда я думаю, почему ты просто не отпихнешь меня, почему я просто не уйду от тебя?
- Я по-своему привязалась к тебе, - я грустно улыбнулась.
- Когда ты мне стала рассказывать про нее, я просто потерял дар речи. 
- Я знаю, что поступаю по отношению к тебе слишком жестоко, но так лучше, если ты все будешь знать, чем, если я буду обманывать и лгать.
- Еще немного я просто сойду с ума от неизвестности. Я бы мог смириться, если бы понял, что для тебя это всего лишь увлечение, трогающее только тело, но у тебя это какая-то эмоциональная потребность.
- Я не знаю, я запуталась, - я села на лестничные ступеньки и заплакала.

Я получила от нее новое письмо.
«Все вышло нелепо, глупо и неприятно. Наверное, то, что первый блин комом - не просто так говорят. 
Ты - очаровательная девушка. Мне страшно нравишься, даже слишком, и меня это пугает. Я не привыкла привязываться к людям. Это слишком тяжело. А тут. Я просто не могу остановиться! При этом чувствую себя как корова на льду. Ужасно неловко и неуклюже. И одновременно осознаю, что остановиться уже не могу! Это похоже на пятно масла на асфальте. Страшная вещь. Машина полностью теряет управление, а мой мотоцикл - и подавно. Понять, что на "дороге" пятно - я успеваю, а вот затормозить .... 
 Я боюсь - тебя. Я - моногам. Никогда не смотрела на мальчиков и сейчас не собираюсь, что бы там ни говорили. Верить мне или тебе решать. У меня единственная просьба: захочешь все прекратить - лучше скажи пораньше».

Бабочка летела, летела и вдруг попала в паутину, она хочет выбраться, машет крыльями, но все глубже и глубже паутина ее затягивает. Я тоже, как бабочка, дергаюсь, но только все больше путаюсь. Я не могу разобраться в себе. Разобранный конструктор. Я лежу отдельными деталями, но не могу стать одним целым. 
Это похоже на бесконечную лестницу: ты поднимаешься еще на одну ступеньку очередного дня, но впереди еще ступеньки, еще и еще, ты идешь по бесконечному лабиринту из лестниц: вверх-вниз. Все встречи, знакомства, любовники – ступеньки в твоей лестнице. Иногда ты шлепаешься и летишь вниз, а куда ты не знаешь, потому что падаешь опять на очередную ступеньку.

После спектакля мы бродили с Димой по Москве. Просто идешь куда-нибудь бесцельно, иногда попадаются миленькие тихие переулочки, где старые здания смотрят на тебя широкими проемами окон. И кажется, что ты находишься немного в другом времени и месте. 
- Ты замерзла? – он обеспокоено взял меня за руку.
- Нет, если только совсем чуть-чуть.
Дима потащил меня отпаивать кофе в ближайшее кафе. Мы сидели, о чем-то болтали. Я часто отвечала невпопад. И практически всегда говорил только он.
В голове мелькали обрывки мыслей о ней. Я уже к тому моменту совершенно точно решила, что всю историю с Олегом надо забыть. Хотя иногда Олег все же дозванивался до меня и говорил совершенные глупости, что-то вроде: «Вернись, я все прощу». Для меня оставалось полной загадкой его поведение: слишком ненормальное и непредсказуемое.
Было уже довольно поздно, и чтобы никто больше из посетителей не смог пройти внутрь, через ступеньки лестницы на второй этаж натянули шнур. Дима быстро перепрыгнул, а я же замешкалась, так неудобно, когда на тебе длинная обтягивающая юбка. Он схватил меня на руки и понес по лестнице вниз. Я немного испугалась, не думаю, что я похожа на пушинку, но он засмеялся и потом еще нес меня на улице на руках, пока мои протесты не стали слишком долгими.

- Знаешь, я поняла, что люблю тебя, по-настоящему люблю, - позвонила она мне внезапно ночью, - я проснулась, поняла, что тебя нет рядом, и мне стало так жутко одиноко. Я знаю, что было бы полным безумием просить тебя приехать по мне именно сейчас, но я так безумно скучаю. Если возможно, подумай, а не переехать ли тебе ко мне совсем?

Целую неделю я металась, как волк между красных охотничьих флажков, пока просто не заболела. Я стала ненавидеть телефон, по которому они мне звонили. Я знала, что они мне обязательно скажут, что любят. Он будет просить меня определиться, она - упрашивать переехать. Я скользила куда-то в никуда, стала нервной, раздражительной и капризной, но чем больше я раздражалась, тем больше мне оказывали внимания, и это начинало сводить с ума.
Я бежала в неизвестном направлении неизвестно куда, вот перепутье: направо или налево, но я не знаю, куда именно мне нужно, я стою и не знаю, куда мне пойти, но дороги назад нет, всю ее замело. Я хочу и туда, и туда, но точно знаю, что так не бывает, есть поворот направо и налево, а дороги посередине нет.
Иногда, я ловила себя на мысли о том, что именно эта игра выводит меня из болота серой скуки. Я боялась, что если выберу что-то одно, то опять буду гладить серую кошку у себя на коленках. Я играла в безумную игру, вот еще немного и откроется мой карточный блеф. Хождение по краю, когда еще немного, и у тебя сдадут нервы, и с тебя сорвется маска сосредоточенного любопытства.
Каждый раз, когда ты влюбляешься, тебе кажется, вот это и есть то самое настоящее, к чему ты так долго стремился. Но иногда опустошенность и скука выжигают самые нежные и прекрасные задатки. Если ты к чему-то стремишься, но не получаешь, то говоришь себе: «Вот это оно самое, чего я так долго ждал, только это мне и нужно». Но что делать, когда скука и пустота внутри уже изъели тебя, как мыши прогрызли картонную стену? 
Я не знаю, как я поступлю. Насколько возможно, я буду балансировать между ними, как безумный канатоходец. Но когда-нибудь мне придется выбрать. И хотелось бы выбрать так, чтобы не пожалеть о содеянном, хотя, если я буду довольствоваться только одним (ей или им, без разницы), вполне возможно, умру от скуки, а посмертно ведь обязательно скажут: «Она умерла от счастья и любви».

2. СУЕТА


Ромео: …Я ранен так, что крылья не несут
Под бременем любви я подгибаюсь.

Меркуцио: Провалишься, ее не придави:
Она нежна для твоего паденья.

Ромео: Любовь нежна? Она груба и зла.
И колется и жжется, как терновник.
У. Шекспир «Ромео и Джульетта»

«Кто я?» - из зеркала смотрело сонное лицо с слегка опухшими глазами. «Кажется, вчера я плакала, а потом легла спать. Всегда, когда плачешь и потом засыпаешь, просыпаешься с опухшим лицом».

Как мы с ней познакомились? Просто познакомились. Это уже и не важно. Иногда ты не замечаешь начала и только потом начинаешь вспоминать и думать, почему подружилась с этим, а не с другим, как все произошло, и какой момент стал отправной точкой, и часть не можешь вспомнить, что же было в самом начале.
Глаза. У нее удивительные глаза. Большие влажные, светлые. «Она просто очень живая», - сказал как-то мой друг Ваня. Бывают очень красивые лица, но застывшие, замороженные, будто ледяная красавица заморозила все чувства, как воду узором на стекле. У нее были живые подвижные глаза. 
Тонкое вытянутое прекрасное лицо. Мне нравилось смотреть на нее. Она была всегда такая разная: вот легкая морщинка легла на лоб – это она хмурится, вот забавная маленькая ямочка на ее щеке – это она капризно улыбается. У нее было сотни оттенков, и иногда мне казалось, что я никогда не узнаю, какая она на самом деле. Только все это были не маски и не образы, это была она сама, разная и единая в своем разнообразии одновременно, как море, как небо, как земля и ветер.
М – море, лодки, кричащие чайки, желтый диск солнца над головой, ноги в белом песке, глаза смотрят, как волны плюхаются белым брюхом на берег.
А – звук ли, вопрос ли, удивление или восторг? Первая буква алфавита, что-то первое, изначальное.
МА – небо раскололось линией молнии. Подул ветер, побежал через платье по коже, по костям, по мыслям. Тишина – как будто нет ничего, все замерло перед то ли агонией, то ли рождением, хотя и то и другое связаны между собой, ибо агония лишь конец рождения, конец жизни, как и боль матери, тоже что-то вроде агонии, дающей жизнь ребенку. На лицо упала первая тяжелая капля – вот самое начало, тишина нарушилась, разорвалась пока что одной каплей, вестницей грозы. МА – что-то невообразимое падает вниз, по плечам, по ветвям, прижимая пыль к земле. Шум – это капли бьют холодом по листьям, это трава прижалась телом к черным ладоням земли, это мысли застывают под водной массой, падающей с неба.
МА – небо соединяется с морем, и там и там –вода.
Р- что-то похожее на гром или на рычание большой кошки. Ласкающее кончик языка и неба. Р- с ветки стекает вода. Р – небо устало целует волны.
И – почти умиротворение: еще немного и гроза прекратится, все застынет, выползет солнце и устало улыбнется.
РИ – волны устало шлепнулись на песок как выброшенная на берег рыба.
МАРИ – больше чем имя, чем набор звуков. Что-то вроде молитвы. Что-то вроде ласки, как если бы пальцы звуков нежно перебирали струны голоса. Больше чем вибрация воздуха, чем звуковое обозначение ее. 
Кто она? Девочка, девушка, женщина? Просто Мари, просто она. Мой сон, моя явь, мой страх.
У нас с ней странное знакомство, странные отношения, странные разговоры. Мы - особи женского пола, играющие в любовь. Любили ли мы друг друга на самом деле? А что есть такое любовь? Один мой знакомый говорит, что это отблеск не повзрослевшей души, и что любви как таковой нет. Каждому - свое. Для кого-то любви нет, а кто-то готов отдать за нее свою жизнь, потому что жизнь без любви не представляет ценности.
МАРИ – свежесть после грозы.
МАРИ – мой рот в крике.

- Я тебя люблю, - сказала она как-то, приподнимаясь с постели.
- Любишь? – повторила я, как эхо.
- Да. Ничего не говори, пожалуйста. Я знаю, что это глупо.
- Мне страшно. Мне очень страшно, - маленький зверек испуганно шевельнулся внутри и приготовился убежать.
- Мне тоже страшно. Мне страшно тебе говорить, что я тебя люблю. Вдруг ты рассмеешься и оттолкнешь меня. 
- Я боюсь и поверить тебе, я боюсь тебя сама полюбить. Мне страшно.
- Давай договоримся, что ничего и никого не будем бояться. Когда настанет время, то все само по себе произойдет.
- Что произойдет?
- Чтобы ни было, я думаю, что не пожалею о тебе, - она легкой тенью соскользнула с кровати, поцеловала меня в макушку и ушла варить кофе.
Мне было с ней легко и странно. Я не думала, что она войдет так в мою жизнь. Но так получилось, что она стала для меня чем-то значимым. Маленькая храбрая женщина. Я восхищалась ею. И мне было ее жаль. У нее никогда не было мужчины, она их, наверное, ненавидела.
- Знаешь, в нем все хорошо, только он – мужчина, - говорила она с легким призрением в голосе. Или: - Ну, как ты можешь расстраиваться из-за его слов? Он же – мужчина. Этим же все сказано.
Ей было занятно слушать о моих подростковых романах с мальчиками. У нее были свои романы, но с девочками.
- Ты когда-нибудь что-то испытывала к мужчинам? – спросила я ее как-то.
- Отвращение чаще всего. Иногда уважение, но очень редко. Привязанность к родственникам. Иногда некоторые из них были чем-то вроде друзей для меня. Но я не понимаю, как можно любить мужчину. Это для меня загадка. Может, я просто такая. Я никогда не считала себя извращенкой. Но я не могу любить мужчину. Их не за что любить. По сравнению с женщиной, ее мыслями, телом – они ничто. Я любила женщин, не всегда взаимно, чаще всего украдкой, скрывая ото всех. Ну, сама подумай, я влюбилась в подругу, а она мне рассказывала про то, как ей во сне видится одноклассник. Это как пытка, как игра, что-то сводящее тебя с ума. Признаться женщине в любви к мужчине страшно, вдруг посмеется, вдруг всем расскажет. А теперь подумай какого, если женщина признается в любви женщине?
Я привязалась к ней, к тому, что она где-то есть, просто живет со мной на одной земле. Мне она нравилась, а потом я сама не заметила, как влюбилась в нее. Как я поняла, что люблю? Не знаю, любовь – как ребенок, очень капризный ребенок, приходит, когда ее не ждешь, и также внезапно уходит, как цветок, что вдруг распускается и потом увядает, любовь - как заноза в пальце. 
- Я люблю тебя, - шепнула я тихонечко, думая, что она уже заснула.
- Боже, я самая счастливая женщина на свете, - перевернулась она ко мне, - Только так трудно поверить, что это правда. Я не думала, что ты мне это скажешь. А, может быть, ты мне так говоришь, потому что я тебе призналась тогда в любви?
С ней было спокойно. Я ни о чем не волновалась. Просто покачивалась на волнах спокойствия и нежности.
- Просто вы обнаглели, - сказал мне как-то Ваня, - это ужасно. У нее есть ты. У тебя есть она. Тебе ужасно повезло. Если бы у меня была такая девушка, как Мари, я бы гордился ей. Ее нужно любить. 
- А меня?
- Издеваешься? – Ваня кисло улыбнулся, - Разве ты не знаешь, что я был в тебя тогда влюблен? Тебя нельзя не любить. Почему ты мне тогда не сказала, что у тебя была тогда женщина? Разве ты не видела, что я тебя любил?
- Видела, поэтому и не сказала бы тебе ничего.
- Да, может быть ты и права. Я или сошел с ума или бы ненавидел всех женщин.
- Поэтому и не сказала. Зачем? Я не могла тогда тебя полюбить. И разве важно почему?

На день святого Валентина она решила приехать ко мне домой. 
- Ничего, если я к тебе заеду? Я очень хочу тебя поздравить. Только я не одна, Меня подвезет наш офисный водитель.
- Конечно. Приезжай, - как ребенок радовалась я.
Первое, что увидела я, открыв дверь – огромный букет цветов, потом ее счастливое лицо, ее губы и где-то так далеко водителя. Мы сели пить чай, вернее кофе. Кофе на нее действовал как алкоголь, и меня это немного забавляло. Вот уже после чашки кофе у нее в глазах забегали чертята, ее рука как бы случайно оказалась на моей коленке. Бедный водитель, он был к ней явно не равнодушен, он прятал глаза, старательно делал вид, что ничего не замечает и, отворачиваясь, смотрел в окно.
- У него был шок, - смеясь, шептала она мне потом в ухо, - Бедный. Все в офисе забавлялись над ним. Представляешь, он похоже один не знал, что я люблю женщин.
- Ты жестока, - хихикала я.
- Не знаю, может быть. Просто я не люблю мужчин.
- Ты очень красивая. Их тянет к тебе.
- Нет, их тянет ко мне потому, что они мне не нужны. Чем меньше мальчиков мы любим…
Она, действительно, была очень красива: стройная фигура, длинные ноги, длинные ресницы, длинные волосы, которые она потом отрезала. Помню, как я была сильно удивлена, когда увидела ее короткую стрижку.
- Что ты с собой сделала? – только и смогла выдохнуть я.
- Я неделю тебя не видела, не слышала, звонила, но тебя не было дома. Мне было ужасно плохо, я думала, что ты меня кинула. Мне надо было что-нибудь сделать.
Разве можно было не любить ее? Загадочная: простая и сложная, веселая и грустная, ласковая и резкая – это все была она, ее грани, но ни одна грань не была полностью ей.
- Я боюсь умереть, - она поставила чашку на стол.
- А с чего ты взяла, что умрешь?
- Нет, глупости, я не умру. Мы будем жить долго и счастливо.
- Только когда-нибудь это все закончится.
- Мне страшно, что ты меня бросишь. Вот тогда все закончится.
- А если ты перестанешь меня любить?
- Не знаю. Я только когда тебя увидела в первый раз, то поняла, что хочу тебя. Такая смешная: растрепанные волосы, сонные глаза. Ты была вся в черном. Черная юбка, черные туфли, черный пиджак. Леди в черном. И я испугалась, что ты не будешь моей. Помнишь, как мы первый раз пошли пить кофе. Чая не было. А ты знаешь, как на меня действует кофе. Так вот я боялась, что опьянею и что-то ляпну откровенное, а ты испугаешься и сбежишь от меня. Мы сидели почти рядом, и мне так мучительно хотелось тебя поцеловать.
- Смешно, - я засмеялась, - Что-то похожее было и со мной. Я очень боялась, что ты растворишься в Москве, что я тебя не увижу, что ты – лишь сон, мираж, моя фантазия.
- Боже, бывают же глупые создания!
- Так ты мне и не ответила. Что с тобой?
- Мне должны сделать операцию, - она грустно усмехнулась.
Так я узнала, что у нее рак матки. Мне было боязно за нее. Она храбрилась, рассказывала мне веселые истории про то, как ее обследуют. Говорила, что все – ерунда. Но операции все не помогали.
- Почему ты не скажешь родителям? – спросила я как-то ее.
- Понимаешь, они считают, что я – маленькая девочка. Они не знают, что я работаю. Хорошо, что я могу брать работу на дом и еще прикрываться институтом. И потом, понимаешь, они бы спросили, откуда у меня деньги. Дома была бы целая истерика. А так я все делаю тихо. Они уезжают, а я могу позволить за время их отсутствия сделать себе операцию. Мне бы не хотелось их расстраивать. На самом деле они почти ничего обо мне не знают. Думают, что я – маленькая послушная домашняя девочка. Хотят меня замуж удачно выдать.
- И как?
- Шутишь? Я и какой-то мужчина? Бред. Мне уже надоели их ужины, когда они приглашают кого-нибудь, чтобы так невзначай со мной познакомить.
- А если им сказать?
- А ты почему своим не скажешь?
- Не поймут. Боюсь, что не смогут на меня как на человека смотреть: насилие над природой.
- Вот и у меня так же. Только мои еще считают, что за однополые отношения расстреливать надо. 
Так мы и встречались. Как партизаны. Знакомые знали, но не дай бог, чтобы родители!

- Ир, у тебя сейчас кто-то есть? – спросила меня как-то тетя, на приглашения которой попить чаю я не соглашалась в течение месяца. Не люблю такие вопросы. Врать не хочется, а отвечать правду – еще хуже. 
- У меня сейчас нет мальчика, - полуправда все-таки лучше, чем полная ложь.
- Замечательно, а я как раз хочу тебя с одним человеком познакомить, он – очень хороший мальчик и главное – ответственный. 
- Нет, не надо меня ни с кем знакомить. Я решила, что в моей жизни лучше пусть будет перерыв.
- И сколько времени у тебя будет перерыв?
- «Столько времени, сколько у меня будет Мари», - подумала я про себя и пожала на тетин вопрос плечами.
- Собственно говоря, вы с ним знакомы. Я про Лешу говорю. Ты ему очень нравишься. Не понимаю, почему бы вам не начать встречаться? 
- Не хочу.
- А вот и он, - поспешила открыть дверь тетя, едва только раздался звонок.
- Ирина, - Леша протянул мне букет роз. Даже если бы Леша был мне совсем противен, я бы все равно признала, что букет – превосходен, - Я рад тебя видеть.
- Как хорошо, что ты пришел, - проворковала тетя.
- Ага, и совершено случайно, надо полагать, - злобно усмехнулась я.
- Нет, не совсем, - замялся Леша.
Мы сидели пили чай, разговаривали ни о чем. А тетя как бы совершенно невзначай начинала меня знакомить с Лешиными достоинствами. Мне было скучно, но я самоотверженно давила в себе зевки, как окурки в пепельнице. Когда же мне все осточертело окончательно, я извинилась, поднялась и решила сбежать домой.
- Леша тебя, конечно же, проводит, - погасила все мои возражения на счет его компании до дома тетя.
- Это все-таки совершенно не обязательно, - выдавила я из себя улыбку, едва только мы очутились на улице.
- Почему же? Мне нравится просто быть с тобой.
- Леша, - я резко повернулась к нему, - Все равно у нас с тобой ничего не получится.
- Если ты думаешь, что я несерьезно к тебе отношусь, если ты боишься, то совершенно напрасно. Я бы не посмел до тебя коснуться пальцем. Я тебя уважаю, даже больше чем люблю.
- Разве ты меня любишь? Но, это совершено не важно. Понимаешь, у меня есть девочка.
- Если ты думаешь, что твой ребенок меня испугает.
- Боже, - я засмеялась, - Леша! Какой ребенок? Ты о чем? Нет, у меня нет детей. Просто я люблю женщину, а она – меня. Понимаешь?
- Ты…. Ты….
- Да, я люблю женщину.
- Но ведь у тебя были же мужчины.
- Были. А теперь – она.
- Нет, мне кажется, что все это у тебя несерьезно. Знаешь, тебе скучно. Вот и…
- Не думаю. Спасибо, что проводил до дома, - я закрыла за собой дверь, устало прижалась к стене. «Большое спасибо тете. Чтобы я еще раз пришла пить чай. Можешь быть, лучше ей наговорить про кучу любовников? Наверное, она из любви ко мне так поступает. Добра мне хочет. Кандидатура Леши одобрена пленумом родственников. Какая гадость».
Про Лешу я рассказала Мари.
- Видишь, и до тебя уже добрались. Теперь ты понимаешь, какого мне?
- Понимаю. Надеюсь, что Леша меня больше беспокоить не будет.
Но так полагала я, как оказалось потом, напрасно. Как-то я натолкнулась на Лешу вечером перед своим подъездом. Я бы его и не заметила. Иногда я совершенно ничего не замечаю. Папа часто говорит, что я витаю в облаках, где-то не здесь, что иногда со мной можно разговаривать и натолкнуться на совершенно отсутствующий взгляд, как будто я пропадаю неизвестно куда. Я открывала входную дверь, в очередной раз забыв от подъезда код, я полезла в сумочку и пока рылась в ней, кто-то положил мне руку на плечо. Я дернулась от неожиданности.
- Привет, - Леша улыбнулся и протянул мне алую розу.
«Наверное, тетина проработка: сказала, что я люблю темно-алые розы».
- Привет, я вот как раз домой, - угрюмо промычала я.
- Я тебя задержу ненадолго. Я думал о том, что ты мне сказала.
- Правда? Если честно, просто не верится, что я вижу тебя тут.
- Выходи за меня замуж.
- Что?
Мне казалось, что я сплю, так все было нелепо. 
- Я хочу, что бы ты стала моей женой, - повторил он.
- Да ты понимаешь, о чем ты говоришь? Не говоря уже о том, что у меня панический страх перед браком. У меня же есть любимое существо. И это не ты.
- Женщина? – Леша улыбнулся, - Я больше чем уверен, что это ничем серьезным просто быть не может. И потом я все обдумал. Смотри, мы распишемся. Я улечу в Лондон на четыре месяца на учебу, а ты пока как раз привыкнешь к новому дому, если не захочешь поехать со мной, к своему новому статусу.
- Очень мило, конечно. А почему сейчас, а не через четыре месяца?
- Сама подумай, что тебе все равно нужно время, чтобы привыкнуть. И потом я таким образом тебя не потеряю.
- Разве можно потерять то, чем не обладаешь?
- Тебе будет со мной хорошо. Я не буду от тебя ничего требовать. Ты когда поймешь, что я то, что тебе нужно, то успокоишься сама. И потом, четыре месяца – достаточный срок для обдумывания.
- Зачем? Зачем все это? Мне и так хорошо.
- Если тебе хорошо, то почему никто не знает о твоей «любви»? Ты ее стыдишься?
- Нет, просто родные не поймут.
- Разве можно стыдиться любви? Ты просто трусиха. Или ты ее не любишь. У вас с ней свои игры. Я не осуждаю. Разве я могу тебя хоть в чем-то осуждать? Да, соглашусь, что мысль об однополых отношениях мне противна. Я помню, что ты меня когда-то спросила, что будет, если я узнаю, что кто-то из моих знакомых такой, а я ответил, что прекращу с таким человеком все отношения. Но видишь, как я тебя люблю. Я никоим образом тебя не осуждаю. 
- Оставь меня в покое.
- Да? А что будет, если я расскажу твоим родителям?
- Это шантаж?
- Нет, ты глупая. Ты боишься, что тебя бросят, что тебя будут осуждать. А если я буду рядом, то тебе нечего будет бояться. Знаешь, я даже не против, если после того, как мы с тобой распишемся, ты еще будешь с ней. Видишь, я готов даже на это. Я буду ждать.
- Чего ждать? Я тебя не люблю. И не знаю, смогу ли я тебя хоть когда-то полюбить!
- Но ведь брак – это не любовь. Пойми, твоя тетя п