Постель роз

Постель роз

 Начало мая, и вдруг пошел снег. Так отвратительно! Праздники: не надо ни работать, ни идти в институт, и тут - погода портиться окончательно. Может быть, все бы и ничего, но только сегодня мы с Максом назначили время для нашего спора. Мы должны есть мороженое за час. Он уже купил двадцать больших упаковок, которые теперь лежат штабелями в холодильнике в два ряда. Меня он встретил на остановке. Мы шли по московской тихой улочке. Подул ветер, и в лицо мне полетел то ли снег, но ли лепестки цветущих вишен. Уже цветут вишни, и тут вдруг неожиданно выпал снег, легкий как последнее зимнее дыхание, даже не вериться, что неделю назад я бегала в футболке с коротким рукавом. После расслабляющего конца апреля, обещающего солнечными лучами, цветением вишни что скоро будет совсем тепло, наступили холода. У меня дрожали руки в перчатках. Только мы с Максом ввалились в квартиру, как мне захотелось залить себя по уши горячим чаем. На кухне сидела Таня, моя знакомая и подруга Макса. 
- Нет, не представляю, как вы будете все это есть, - улыбнулась она.
- Ну, соберем силы, понатужимся, - сказал Макс.
- А я видела у тебя там, в баре что-то в бутылочке, - Таня лукаво улыбнулась.
- Это наливка, хотите попробовать?
- Ну что за глупые вопросы, быстрее неси. Нет, не представляю, как вы решили все это слопать.
- В крайнем случае, вызовем скорую, - рассмеялся Макс, принося наливку, - ну что, для храбрости.
- Да, давайте начинайте быстрее, а то мне скоро уходить надо, так хоть самое начало посмотрю, - улыбалась Таня.
Мы пошли из кухни в комнату, я плюхнула свое тело в кресло. Таня присела рядом. Макс принес тарелки, ложки и мороженое.
- Ну, что засекаем время? – посмотрел он на часы, - Сейчас будет половина, и тогда начнем.
Мы приступили, стуча ложками, вонзая их в холодную плоть заинденевшего мороженого. Если в начале я различала вкус, то потом, смотря, как Макс стремительно глотает мороженое, я решила не отставать от него, и мороженое потеряло все вкусовые качества. Я не ощущала ничего, кроме холода, и где-то на краю сознания плескалась мысль, что в морозилке ожидает своей очереди еще восемнадцать пачек. Первую пачку мы закончили одновременно за три с половиной минуты, потом принесли каждому по второй, оканчиваясь у меня во рту она приобрела вкус дерева, я уже почти ненавидела мороженое. Под конец третьей у меня тряслись руки, Таня принесла горячий чай, если бы кто-нибудь знал, что чувствует человек после ледяного мороженого, если он глотнет горячего чаю, мне казалось, что у меня выпадают зубы, да и желудок начал протестовать. Только когда Таня уходила, мы сделали небольшой перерыв, а потом снова принялись за четвертую пачку. Под конец этой у нас было только одно желание, чтобы глупое пари прекратилось. Мне как будто сделали заморозку, во рту все заледенело.
- Да, вид у вас веселый, - констатировала Таня, медленно ковыряя ложечкой в своем мороженом, которое она ела медленно, с чувством, с расстановкой, - Жаль, что мне пора убегать.
- Может быть, ты останешься.
- Нет, не могу, дом, дела, муж, - вылезла она из кресла.
Возникла передышка, что не могло не порадовать мои заледеневшие зубы. После ее ухода мы съели еще пачки две, после них азарта не стало, и желание сошло к нулю. Меня только трясло, и желудок отказывался воспринимать мороженое, как что-то жуткое инородное, иногда он даже решался поделиться со мной своими соображениями посредством попыток подскочить к подбородку или хотя бы выкинуть туда с трудом запихиваемое мороженое. А ведь еще недавно, я была бы рада слопать эскимо или что-нибудь другое в институте, а тут тебе навалом мороженого, ешь сколько хочешь, а в животе уже сводит.
- Ну, что, - грустно посмотрел Макс на наши опустевшие тарелки, - нести следующую порцию?
- А может быть ничья? – робко спросила я.
- Я думал, что ты не согласишься, - облегченно вздохнул он, - я полагаю, что, действительно, все надо закончить.
Я меня вырвался вздох облегчения. Если бы он настаивал, я бы продолжала пари из-за своего глупого ослиного упрямства. Я облегченно развалилась в кресле, в желудке что-то продолжало недовольно бурчать, и я подумывала о том, что теперь минимум год не буду есть мороженое.
Мы сидели, я листала фотографии, пыталась узнавать Макса в детстве, что мне не всегда удавалось, разговор то вился блестящей нитью из слов, то пропадал. Иногда просто скопление фраз, нагромождение слов, легкие шутки.
- Весна, время любви, а на дворе снег, - поморщился Макс, смотря в окно.
- Любовь бывает разная и не зависит от времени года.
- Не спорю.
- Хочешь, я расскажу тебе одну историю?

Иногда бывают минуты, когда желание затмевает тебя, покоряет, подминает твою волю, и ты всего лишь щепка в стремительном потоке воды. Страсть, любовь или просто черная повязка на глазах? Ты слепнешь, глохнешь, теряешь себя, как маленький ребенок, который вдруг проснулся от кошмара и не понимает, где он.
- Я ее люблю, - упрямо твердил Серега, сжимая и разжимая мозолистые пальцы.
- Серег, - похлопал по плечу его Игорь, - все пройдет, время - самый лучший лекарь. И потом, любовь уходит и приходит, а кушать хочется всегда.
- Ты не понимаешь, это похоже на безумие. Я не могу без нее. Есть лучше, умнее, красивее, чем она, но другие мне не нужны. Только она. Это наваждение. Я и сам не рад. Готов стучаться головой об стенку. Везде она, идет девушка, улыбается ее улыбкой, стекла окон – ее глаза, мне постоянно кажется, что в толпе я слышу ее голос.
- Все пройдет.
- Меня скручивает всего изнутри. Почему она ушла? Разве я был плох?
- Просто она тебя не любит. Серега, да забей ты на нее. Пойдем вечером, выпьем пивка, девочек снимем. Оторвемся по полной программе.
- Может быть. Не знаю. Она как наркотик. Я закрою глаза – вижу ее. Днем думаю о ней, ночью никак не могу уснуть.
- Точно, как сказал классик: все болезни от нервов, а сифилис от любви. У тебя крыша едет. Все пройдет. Знаешь, сейчас вообще модно, пришел к колдуну, дал ему в зубы денег, и все в полном порядке. Может, тебе ее приворожить, вернешь любовь. У меня вот одна знакомая бабка в доме живет. Мать говорит, что она колдунья. Знаешь, вечно к ней то соплюшки какие-то приходят, то, что самое странное, уже солидные дядьки, наверное, из детства не вышли, такие большие, а еще в сказки верят. Приворотные зелья она готовит. Знаешь, у нее и черная кошка есть, толстая такая, вальяжная. Просто фирменная баба-яга из сказки. И страшна как смертный грех. Вот тебе к ней надо, - рассмеялся Игорь.
- Бабка говоришь, а что, правда, может быть, это и выход.
- Да ты что сбрендил. Я же пошутил.
- А про бабку правду сказал, зелья приворотные и любовь возвращает?
- Ну, ты даешь. Бабка-то тебе зачем? Найди другую девчонку, а про эту и забудь.
- Проводи меня к бабке этой.
- Неужели ты думаешь, что все это правда. Да я сейчас от смеха лопну.
- Но это единственный шанс, последний. Может, врут, а если правда?

Игорь нервничал. Нет, он не боялся, но что-то не давало ему покоя. Может быть, неприятный резкий запах, который, казался, вытекал из-под обшарпанной двери, или подсознательная боязнь этой, как он ее называл, жалкой старухи, о чем он не признался бы сам себе, но страх гнездился алогично, необъяснимо, и всякий раз, когда он видел ее страшное морщинистое лицо, словно печеное яблоко, с носом, длинным как у хищной птицы, с тонкой ниткой рта, его всего передергивало, через пару минут он забывал о ее существовании, но все же каждый раз, видя ее, нервно передергивал плечами. Вот и сейчас, проводив Серегу до двери, он ушел, не желая лишний раз видеть отвратительную физиономию.
Обшарпанная дверь, когда-то оббитая кожей, которая осталась висеть какими-то жалкими клоками, с вылезшей из-под нее ватой, странный запах, то ли гниющего дерева, то ли мочи, отсутствие звонка и даже дверной ручки – вот то жалкое, отталкивающее зрелище, которое видел перед собой Серега. Он постучался вначале робко, а потом все сильнее и сильнее. И через минут пять начал злиться на самого себя. «Идиот, как надо свихнуться, чтобы поверить во всякие россказни. А ведь еще немного и я бы в волшебную палочку поверил. Ленка, почему все так глупо». Его мысли, сбивчивые, нестройные, перебегающие одна из другой, перебил старческое глухое ворчание, злобное шипение кошки и падение, по всей видимости кастрюли. Дверь оказалась незакрытой, только открывалась в другую сторону, чем предполагал Серега. Теперь же она приотворилась, и запах старых конфет, кошачьей мочи, нечистого белья, что-то то гнилого ворвался наружу, сама же дверь недовольно кряхтела на ржавых петлях, как старая бабка, и, отодвинувшись от дверного проема, выпустила небольшую щель, в которой показалась черная кошачья лапа. Лапа, выпустив когти, приотворила дверь шире, и вскоре показалась и владелица черной шерсти, а именно круглая большая кошачья голова, с маленькими прижатыми к черепу ушами. Кошка злобно посмотрела на Серегу, выражая своим видом все призрение помойной аристократки к простому смертному. Послышались старческие шаги, шамканье, вытянулась костлявая рука и схватила кошку, королеву ночи, за шкирку. По злобному кошачьему крику и по звуку падения было понятно, что ее кошачье высочество швырнули обратно в недра квартиры.
- Ну, заходи, - послышался кряхтящий противный старческий голос из-за двери, - чего стоишь как увалень. Топают тут всякие.
Серега остолбенел, потом уже было развернуться и уйти, как опять услышал язвительные старческие нотки.
- Ну, если уходишь, скатертью дорожка. Проваливай. Сопляк, старушки испугалси.
Серега резко открыл дверь и чуть не столкнулся со старушкой. Надо сказать, что она была и в правду отвратительной, олицетворение ведьмы из народных сказок. Маленькая, без определенного возраста, ее лицо было в паутине морщинистой сетки, маленькие черные глазки светились бусинками, как у крысы, будто буравили тебя насквозь, словно говоря: «я то все знаю, даже то, о чем ты и не догадываешься, читаю, что там у тебя в голове», тело круглое, обвязанное непонятными цветастыми тряпками заканчивалось тоненькими худющими ножками в резиновых калошах, и две веточки-руки свисали по бокам. Но, не смотря на обманчивую худобу рук, чувствовалось, что если что и попадало в пальцы старушки, то прирастало к ней, и ничего нельзя было получить назад из цепких паучьих лап.
- Проходи, - пихнула она Серегу с такой силой, которой нельзя было ожидать от нее, - не стесняйся, - мерзко захихикал старушечий рот, обнажая гнилые редкие зубы, - что кралю вернуть надо? Да ты не боись, я все знаю, - подмигнул глаз-бусинка.
- Надо, - угрюмо пробормотал Серега.
- Парень ты видный, - заключила старушка, рассматривая его. И, правда, Серегу можно было бы даже назвать красавцем: высокий, пропорционально сложенный, с широкими плечами, похожий на ясень, с чистыми озерками-глазами, уж слишком чистыми для его возраста, светловолосый, он ничем особым не выделялся, но все так ладно в нем сложилось, что нельзя было найти и ни одной особенности, но и ни одного недостатка, как же тебе не помочь.
- А что сможешь?
- Как же не смочь, смогу. Даже если ты не веришь, что за сегодня будет закат, то так уже заведено, хочешь ты или нет, но за днем всегда будет ночь, а за ночью день.
Серега только недоверчиво хмыкнул в ответ.
- Денег я с тебя возьму немного. Самому, видать, нужны. Но придется тебе их потратить не для меня, для нее, ведь ты же из-за девушки пришел? – и, увидев, что Серега кивнул, она продолжала, - У тебя ведь есть с собой какая-нибудь ее вещичка, хоть маленькая, не важно, - при этих словах ловкие пальцы старушки сами вытащили из его кармана Ленкину фотографию, которую он всегда носил с собой, так быстро, что Серега даже и глазом моргнуть не успел, - Вот и умничка. Теперь слушай, я тебе не верну ее любовь, ни ее саму, но смогу подарить только одну ночь с ней. Тебе решать, согласен ты или нет, - Серегины желваки заиграли, пальцы сжались в кулак, но старушка продолжала, как ни в чем не бывало, не замедляя быстроты своих фраз, - Любовь вернуть нельзя, она как ветер, сама себе выбирает хозяина, но можно приманить, на одну ночь. Сам думай, хочешь ли ты себе сделать подарок, последний подарок. Она к тебе придет сама, ни о чем ее не расспрашивай, иначе все нарушишь. Купи цветы, лучше розы, алые, много-много роз, сколько позволяет тебе фантазия. Это ночь – подарок, последний и сладкий, как остатки драгоценного вина. Смакуй то, что получишь. Люби ее в последний раз, другого может и не предвидеться, и она тебя будет любить так, как никогда до этого.
- Согласен, - услышал он со стороны, только потом, через мгновение поняв, что он это сам говорит.
- Хорошо, тогда давай все деньги, которые у тебя сейчас с собой, до самой последней мелочи. Я возьму только то, что у тебя есть. Я не могу взять ни больше, ни меньше. И сам не жадничай, если хоть копейка останется, ничего не выйдет, - прошипела она, смотря, как он начинает сомневаться. А ведь в этот день у него была получка, и как назло сейчас всем наличные деньги были с ним, не успел даже до дома дойти, выложить деньги, как пошел к этой проклятой старушки. Он с неохотой все же выложил все, что у него было с собой. Если врет старушка, то он еще придет и с ней поквитается, а если говорит правду, что хоть и сомнительно, но все же возможно, то тогда действительно лучше выложить всю наличность, а то мало ли чего. Старушка удовлетворенно хмыкнула, посмотрев на содержимое Серегиного кошелька, и пошла на кухню.
- На, пей, - пренебрежительно сказала она, как будто обращалась ни к человеку, а к своей кошке, - и запомни, сегодня вечером жди. Ничему не удивляйся, ни о чем ее не спрашивай. Подари себе сказку напоследок, - и мерзко захихикав, она вытолкала его вон.

Заняв денег, где только можно, он купил много роз, удивив торговку цветочного ларька. Он скупал розы, темные алые розы, похожие цветом на запекшуюся кровь. Может быть, он сходил с ума, но как ни странно слова старухи казались ему правдой, так сильно ему хотелось в это верить. Сказку, Ленка всегда говорила, что ему не хватает фантазии, но сегодня если она только придет, то увидит, что все не так. И тогда, может быть, она поймет, как он ее сильно любит.
Уже становилось темно. Летняя ночь спустилась незаметно. Серега докуривал вторую пачку, его пальцы тряслись. А ее все не было. Он уже хотел было побежать к старухе, вырвать ей космы, ударить ее, так сильно он взбесился. Подумать только, он, как маленький желторотый птенец, попался на удочку, на приманку, и даже сам отдал все свои деньги, а теперь еще купил розы, шампанское, еды, да ему три месяцы только долгов отдавать.
- Это я, - послышался голос Ленки, открывающей дверь, - я забыла у тебя свою тетрадку с лекциями, а завтра экзамен.
Серега не верил самому себе. Она пришла, значит, старуха не соврала, значит, это все правда. Что-то внутри остановилось, под ложечкой кольнуло.
- Извени, если я не вовремя. Я звонила, но ты не подходил к телефону, - она прошла в комнату и встала в дверях, - У тебя дверь была открыта. Я сейчас только тетрадку заберу, если она, конечно, тут. Ты ведь мне разрешишь? – и тут у нее глаза распахнулись от изумления, - сколько роз, боже как красиво, - увидела она охапки роз, лежащие на диване, на полу, на столе, - Но почему ты их не поставил в воду?
- Это тебе, - выдохнул Серега.
- Мне? Ты же не знал, что я приду.
- Я хотел сделать тебе последний подарок.
- Ты мне никогда не дарил цветы. А я их так любила, особенно розы, вот как эти.
Он подошел к ней, прижал к себе ее хрупкой тоненькое тело, прижался губами к ее волосам, ощущая запах ее любимых духов. И странно, она не оттолкнула его, не убежала, а прижалась к нему, как когда-то раньше.
- Я сама не своя, - прошептала она с хрипотцой в голосе, - не понимаю, что я тут делаю.
- Молчи, - произнес он, нежно целуя ее теплые губы, а пальцы касались ее теплой округлой груди, расстегивая кружевной лифчик.

Уже было довольно светло, когда Серега открыл глаза. Он лежал на полу, на постели из роз, смятых сегодня ночью двумя сплетенными телами. «Странно, - подумалось ему, - розы ведь с шипами, почему я не чувствовал их?». Теперь-то он ощущал, прикосновение щипов к своей спине, наверное, там не одна ранка. Он обернулся, чтобы посмотреть, как там Ленка, ведь надо же ее перенести на кровать, ей же неудобно, и как он мог заснуть внезапно, хотя после того, как страстно они любили друг друга, как будто в последний раз, он даже и не подозревал, что она может быть такой, не удивительно, что они оба отрубились. Он привстал на локте, полуобернулся.
Рядом с ним, лежала старуха-ведьма, улыбаясь черными бусинками глаз.

Макс рассмеялся.
- Веселая история. Хотя все могло быть и не так. Вдруг у Ленки просто осыпалась косметика с лица. Ведь знаешь, с помощью штукатурки и из уродины можно сделать красавицу.
Я улыбнулась.

А где-то далеко соседи проснулись от крика Сереги.