Птица Феникс

 Серо-голубое с парящим тополиным пухом облаков небо. Берег Москвы-реки. Ласточки черными точками парят высоко над головой.
- Высоко, - Настя подняла голову вверх, - Значит, не будет дождя. Так надоели эти дожди. И что за лето? Дождит, кажется, что вода забирается к тебе в поры, и ты плывешь щепкой по лужам будней.
- Хватит дождей. Требуем солнечных дней. Давай напишем плакат с таким требованием, - веселая улыбка Алины взмыла к ласточкам.
- Кому? Кому мы напишем?
- Это будет высочайшее требование к высочайшему небу. А кому же еще писать? Или можно ангелу-метеорологу. Как ты думаешь, в штате ангелов такая должность значится? Ведь должен же кто-то отвечать за то, чтобы не было окончательного потопа.
- Последние дни я думала, что начинаю жить в эпоху нового потопа.
- Особенно печально осознавать, что никак не можешь входить в семью нового Ноя.
- Определенно. Меня бы смыло водой. Хотя если бы был шанс, то я бы превратилась в русалку. И прелестной феей морей поплыла бы в будущее.
- Могу предложить альтернативу: стать волшебницей московской канализации. А приступить к своим новым обязанностям можно в самом ближайшем времени, надо встать в унитаз, а я тебя с прощальной улыбкой сдерну. Ты станешь свободной и обтекаемой во всех отношениях, в том числе и всем тем мусором, что попадает в твою будущую епархию.
- И почему у меня такие мысли, что ты умрешь не своей смертью.
- А я хотела бы стать ласточкой, взлететь в небо.
- И наслаждаться комарами и прочими мухами.
- Уж лучше, чем сидеть над конспектами по зарубежной философии.
- Сама выбирала такой факультет.
- Иногда мне кажется, что это он выбрал меня, притянул, соблазнил, развратил мою юную душу, - Алина засмеялась.
- Развратил? Куда уж больше…
- Тебя тоже кто-нибудь придушит за язвительность, - подарила ответный комплимент Насте подруга, - Закрой глаза и представь, что мы – две ласточки.
- Это тебя так после бутылки пива или после трудов великих?
- Ты только представь. Вырваться из человеческого тела.
- Чтобы сразу упасть в маленькое тельце с оперением.
- Душа воспарит ласточкой.
- И тут же потребует комаров. А ведь представляешь, ласточки пива не пьют, а я еще не допила свою бутылку.

Глаза тянутся к небу, руки просят полета. На краю обрыва ветер тянет за собой, уговаривает сбросить тело и воспарить с ним в дружеском поцелуе.
Девушки закрыли глаза. «Чувствую себя дурой. Только ради тебя», - шепнула Настя. Алина взяла ее за руку. Они разбежались и прыгнули с обрыва. Конечно, они должны были упасть на песок. Настя думала, что непременно расшибет коленку в кровь. Какого же было ее удивление, когда она почувствовала, как парит в воздухе.
- я…я… я парю? – прощебетала она.
- Это невозможно и поэтому ты в это веришь? – перефразировала Тертуллиана Алина.
- Ласточка? Это бред. Мы точно пиво пили?
- Тебя терзают смутные сомнения?
- Есть еще более грустная вариация, мы с тобой умерли, а наши души обрели крылья.
- Что-то ангелов не слышно.
- Ничего, прилетят. Или эти, с вилами. 
- Мы ласточки.
- Хорошо, что не пингвины. 
- Я думаю, что вернуться обратно будет также просто. Мы представим, что мы вернулись в свои тела.
- Ты хочешь сказать, что они сейчас где-то валяются бесхозными?  
- Не знаю. Но то, что мы стали ласточками, ты отрицать не будешь?
- Я бы отрицала каждым своим пером, не будь это так очевидно.

Ветер ловил их в свои ладони, гладил перья. Они скользили по воздуху к другим ласточкам, к высокому песчаному берегу, к ласточкиным гнездам. 
- Я сейчас вспоминаю древнегреческие легенды, - крикнула Алина в спину падающей вниз подруги.
- Про ласточек? Мне никогда не нравилась эта легенда, - услышала она ответ, когда поравнялась с Настей.
- Знаешь, если ты мне скажешь, что сейчас мы с тобой лежим в моей комнате, что косяк был крепким, я ничуть не удивлюсь.
- Я такого не скажу. Мы – ласточки. 
- И скоро мозги станут тоже маленькими, птичьими и говорить мы разучимся, - ворчала другая.
- Определенно мы сейчас щебечем, - прокомментировала Настя, ловя на лету комара, - Видишь, - продолжила она, удовлетворенно чавкая, - даже гастрономические пристрастия меняются.
Алина вспомнила, что назвала этот берег ласточкиным, как-то вечером гуляя с сестрой. Небо тогда было окрашено в розовый, солнце куриным желтком стекало за другой берег, а ласточки взмывали черными точками то вверх, то вниз. А сейчас они с подругой, утратив человеческие тела, летели туда, в царство ласточек. 
- А мне нравится, - Алина бухнулась рядом с расположившейся на песке подругой.
- Полет или быть ласточкой? – Настя деловито доедала очередного комара.
«Наверное, не успела поужинать», - покосилась на нее Алина, которую мутило только при мысли о том, что придется лакомиться таким блюдом.
- Еще не решила. Наверное, и то, и другое. Вечно ты задаешь несносные вопросы.
- На самом деле, я пытаюсь заставить тебя находить удовольствия в самом маленьком.
- Точно, - проворчала Алина, думая о своих крошечных теперь по сравнению с прежним телом размером.
- И что вы тут делаете? – рядом с ними повисла крупная ласточка.
- Ужинаем, - буркнула Алина, заметив, что Настя сцапала очередного комара и сейчас благодушно чавкает.
- Как можно ужинать именно сейчас? Бросайте все, летим! 
- Сейчас, брошу все перья, - Алина уже не удивлялась ничему, ни тому, что она ласточка и разговаривает с птицами, ни тому, что комары представляются все более соблазнительными.
- Старая Акме будет рассказывать! – торопила их щебечунья.
- Ху из Акме? – прочавкала Настя.
- Что-что? – удивилась торопившая их, - Ладно как хотите, а я полетела.
- Пошли? – Настя проворно проглотила очередную пищащую жертву.
- Ага, - запричитала подруга, - Сама нажралась комаров! Я тоже, между прочим, голодая, как волк. 
- Как хочешь, набивай себе брюхо, - сыто улыбнулась Настя (если можно вообще себе представить улыбающуюся ласточку), - Полет над нами, - пропела она, взмывая вверх.
- Нет, вы только подумайте, - кинулась за ней Алина, - И даже не подумала меня спросить, может быть, я тоже хочу.
- Даже ласточкой ты осталась все той же брюзгой. 

Акме была старой ласточкой, наверное, самой старой из всех тех, каких доводилось видеть Насте, хотя до этого дня она вообще не задумывалась о птицах, птичьей жизни и прелести поглощения насекомых на лету. «Интересно, она еще летает?», - думала она, рассматривая эту толстую крупную ласточку, вокруг которой уже собралась толпа молодняка и тех, кто старше.
- Она – самое удивительное, что можно здесь услышать, - шепнула ей торопившая их ласточка.
- Услышать? – проворчала Алина, устраиваясь рядом с ними.
- Она очень много знает. Говорят, что Акме прожила много лет и что один каирский торговец, экспериментировавший с эликсиром бессмертия, поймал ее, когда она была еще совсем молодой, и влил ей в горло бурлящее пойло, Акме вырвалась и улетела. Утверждают, что после этого тысячи чужих голосов влились ручьями в ее голову, и теперь она слышит разные истории.
- Бурлящее пойло? – усмехнулась Алина, - Да она бы давно загнулась!
- А еще некоторые поговаривают, что Акме – это жена того самого торговца, выпив тот злосчастный эликсир, она обрела бессмертие, но стала ласточкой. Хотя я думаю, что это – к счастью. Что проку быть женщиной?
- Одно скажу, это интересно, - задумчиво прошептала Настя, на которую шикнули сидящие рядом. Акме приступила к очередному рассказу.

Каждый вечер вы просите меня рассказать новую историю. Обычно я повествую о таких же, как и мы, ласточках, иногда я что-то начинаю говорить о других птицах, но вы просите меня продолжить повествование о себе подобных. Но сегодня особенный вечер. Помните, я обещала вам рассказать чудную историю, которую услышала давным-давно во время перелета на юг? Сегодня я исполню свое обещание. Эту историю я услышала от одного аиста давным-давно. Мы с ним подружились, весело болтали по вечерам. Помню, я заметила, как он с кем-то спорит. Угораздило его влюбиться в самую ворчливую на моей памяти аистиху. 
- Я ведь самая красивая? – обычно спрашивала она. Любой его ответ не удовлетворял ее, и после его слов обычно следовала ее истерика. 
- Красивее ли я чем павлиниха? – интересовалась она. Если он отвечал, что она – самая красивая, то она плакала и причитала, что он – слепой или что врет. Но не дай бог, ему было задуматься над словами, она начинала бешено ревновать и говорить, - Убирайся к павлинихам, тебе только они и нужны.
Я ее терпеть не могла. Мне казалось странным, что такой аист как он выбрал именно такую пару. В тот вечер она собралась его бросить. Он умолял ее остаться, но она лишь закричала, что он всегда портил ей жизнь, и ушла.
- Почему ты так к ней привязался, - спросила я, гладя его клювом по плечу, - Ведь есть много других.
- Павлиних, например, - улыбнулся он с горечью, - Любовь не только зла, но и слепа. Любовь – это стихия, ей все равно кто попадается на пути. Любовь – это только то, что происходит у меня в голове. Любовь…то, что почти никогда не удается увидеть в жизни. Любовь – моя птица Феникс.
- Птица Феникс? – переспросила я, тогда еще совсем молодая ласточка.
- Есть такой город – Гелиополис. Странный город. И странные люди. Люди всегда странные. В монументальных изваяниях, каменных пирамидах и мумиях стремятся обрести вечность. Но разве можно ухватить вечность за хвост? Я слышал много рассказов о том городе, хотя ни разу не был там. Говорят, что жители его поклоняются странным существам с головами животных, что в полнолуние женщины превращаются в кошек, что стерегут души умерших фараонов, кошками они бегут по пустыне до священного изображения Сфинкса, лежащего верной собакой рядом с огромной пирамидой. Дети там смеются над расспросами чужаков, пытающихся проникнуть в тайны города. Ведь кто будет расспрашивать детей? Только тот, кто или сам ребенок, или глупец, пытающийся испить воду знания из маленькой лужицы. 
Есть там одна священная птица, которую я видел только нарисованной, и имя ей Феникс. Увидеть ее в живую удается редко, настолько редко, что, коли верить жителям Гелиополиса, прилетает она в Египет один раз в пятьсот лет, а именно - когда погибает ее отец. Если по величине и форме она такая, как ее описывают, то обликом она весьма напоминают орла, а перья у нее частью золотистые, частью красные. О ней рассказывают много чудес. Я не знаю, правда ли это или ложь. Сами жители города говорят недомолвками, а сведения мудрецов из чужих стран противоречивы. Говорят, чтобы перенести тело своего отца из Аравии в Храм Солнца, птица Феникс прибегает к следующему способу: прежде всего она лепит яйцо из мирры, по величине такое, чтобы у нее хватило сил его нести, и потому, пока его лепит, все время пробует на вес, справится ли с ним; затем она выгребает из него середину, пока углубление не вместит тело ее отца, которое она там закрепляет комками мирры, заполняя ими полость, пока вес яйца вместе с трупом не сравняется с тем весом, когда оно было сплошным; затем, залепив отверстие, кладет яйцо себе на спину и летит с ним в Египет в Храм Солнца. Вот такое рассказывают об этой птице, правда ли это или ложь, я не знаю.
Я не знаю, зачем тогда он мне рассказал про эту птицу, я была так заворожена его рассказом, что эта сказочная птица снилась мне по ночам, - продолжила Акме, - После того вечера я его больше никогда не видела, хотя так хотелось еще узнать про эту удивительную птицу. Я заболела мечтой о ней. Много разного я узнала про Феникс. Некоторые легенды говорят, что срок жизни Феникса тысяча четыреста шестьдесят один год. Некоторые утверждают, что птица Феникс живет Платонов, или великий, год. Платонов год - это время, за которое Солнце, Луна и пять планет возвращаются в изначальное положение. Я слышала, что какой-то древнеримский философ определил его как двенадцать тысяч девятьсот девяносто четыре обычных года. Мне сказали, будто древние верили, что по истечении этого огромного астрономического цикла мировая история повторится во всех подробностях, ибо повторятся влияния планет. Таким образом, по секрету сообщал мне голубь, считавшийся в одном храме священным посланником Афродиты, жрецы-египтяне считают, что Феникс становится определенным символом или образом вселенной. Мир ведь тоже погибает в огне и возрождается в огне, и этому процессу не будет конца и не было начала. «Как же рождается эта удивительная птица?», - спросила я у того голубя. Он лишь пожал крыльями. Кто-то упоминает о яйце, кто-то - о червяке, другие рассказывают про Феникс - бессмертную птицу, возрождающуюся из пепла, наследницу самой себя и свидетеля многих веков.

- Акме, а ты сама видела Феникс? - спросил кто-то из-за Настиной спины.
- Шшш, - зашипела соседка Алины, недовольная прерванным рассказом.
- Я долго искала птицу Феникс. Так долго, что уже отчаялась, - продолжала Акме.
Многие рассказывали о ней, но мало кто видел. Кто-то завистливо поговаривал, что Феникс так делает, чтобы продлить себе молодость. Вроде бы эта птица доживает до старости, затем складывает костер, на котором сама себя сжигает. Некоторые птицы пытались повторить этот трюк, но только сгорали, объятые пламенем. Но когда я спрашивала: «А вы сами-то видели птицу Феникс», то в ответ все только пожимали плечами. «Это только красивая легенда», - говорили одни. «Сожаление о конечности существования», - отвечали другие. «Уходит один год, рождается другой, но оба они – следы вечности», - пытались пофилософствовать третьи. Но я верила, что где-то живет птица Феникс. Я не могла ни спать, ни есть, желание разыскать эту чудесную птицу мучило меня, сводило с ума. «Ах, почему я только ласточка?», - бесконечно терзала я себя и своих друзей. «Ты – ласточка. Ни больше, ни меньше. А птицы Феникс, возможно, совсем не существует», - успокаивали меня подруги.
Наверное, это было сумасшествием, так говорили мои родственники и недавние друзья. Я сказала, что теперь не успокоюсь, пока не найду эту таинственную птицу, пусть даже для этого мне придется облететь целый мир. Или я найду следы пребывания Феникс, или я удостоверюсь, что такой птицы не существует. «Как же ты найдешь то, что никогда в жизни не видела. Даже изображения этой птицы различны. Каждый видит ее по-своему. Ведь не будешь ты спрашивать у каждого пернатого, не является ли он этой Феникс», - пытались отговорить меня от моего безумного предприятия знакомые. Но я твердо стояла на своем. В одно раннее утро я навсегда оставила свою стаю, зная, что вряд ли мне придется еще раз увидеть знакомые оперенья. Я знала, что если останусь, то внутри меня что-то умрет, я стану как все – обычной ласточкой с мыслями о еде, потомстве и о том, как бы сделать свое жилище удобнее. Мне казалось, что внутри меня живет ожидание встречи с Феникс, и это ожидание тянет меня прочь от стаи.
Я пролетела много стран, пока не оказалась в том городе, о котором слышала от аиста, в Гелиополисе. Признаюсь, что я была разочарована. Я ожидала увидеть сказочный город с дворцами из легенд, а на самом деле очутилась в южном пыльном городке, где на улицах бегали босоногие чумазые мальчишки, швырявшиеся в птиц камнями, по улицам мелкими шагами передвигались закутанные с головы до ног в темные покрывала женщины, громко кричали ишаки, спорили мужчины с грязными руками. Самый обыкновенный город на юге, город во время летней жары. Как и в каждом городе тут была базарная площадь, с орущими торговцами, маленькими воришками и размалеванными женщинами, отдававшихся иногда за глоток вина. Я, уже не холеная молодая ласточка, а измученное долгими перелетами и скудной пищей существо, устремилась туда, зная, что именно на базаре в самом воздухе парят новости. 
- Лети к старому полуразрушенному храму, он таит в себе дыхания древних, иного народа, жившего здесь давным-давно, - услышала я от полуслепого попугая, сидевшего в золоченой клетке. Я не знала, могу ли я доверять его словам, ведь его хозяйкой была гадалка-плутовка, бессовестно обманывающая доверившихся ей клиентов, она сулила тебе все радости мира, говоря лишь то, что ты хотел услышать: закутанной в дорогую накидку девушке она обещала великую любовь, молодому юноше – славу и почести, а старому богачу – юную возлюбленную, что будет дороже всех сокровищ мира, вернее пса и прекрасней бледной луны, достигавшей в южном небе невероятно больших размеров, словно как плод, созревая в местных условиях. Но я решила, пусть будет, что будет, и полетела в указанном направлении. 
Старый храм, вероятно, когда-то был жемчужиной здешних мест, но время слишком сильно целовала его некогда крепкие стены. Может быть, в полнолуние здесь бродили души жрецов и тех, кто посещал когда-то этот город. Я облетела вокруг полуразрушенные строения, но вокруг, казалось, все вымерло. Утомленная я присела на уцелевшую колонну. На меня смотрело полустертое изображение. «Если по величине и форме она такая, как ее описывают, то обликом она весьма напоминают орла, а перья у нее частью золотистые, частью красные», - вспомнила я слова аиста. Это было то самое изображение, которое он не видел, но о котором мне сам рассказал с чьих-то слов. 
- Вот, значит, как ты можешь выглядеть, - прикоснулась я крылом к фреске.
- И ты думаешь, что это действительно Феникс? – услышала я за спиной насмешливый голос.
- Кто здесь, - я не на шутку испугалась. Мало ли кто может обитать в развалинах. Вдруг я потревожила спящего много веков духа, и теперь он решил наказать неосторожную путешественницу.
- Не бойся, - из темного угла показалось лицо старой совы, - Я живу тут так долго, что забыла сколько именно.
- Ты видела Феникс? Она такая?
- Этот рисунок, - пренебрежительно указала сова на фреску, - Сделан для всех. Если изобразить настоящую Феникс, то каждый будет знать, как она выглядит, но эта птица – сама тайна.
- Ты видела Феникс? – взволнованно прижала я крылья к груди.
- Видеть Феникс? Феникс – это тайна. Изображение – только отпечаток тайны, попытка придать ей видимую форму.
- Она существует?
- Любовь существует? Что такое радость? Сколько тебе осталось жить? все эти вопросы лишены смысла, можно дать лишь какое-то объяснение... но не ответ
- Отнюдь нет, на все вопросы можно ответить. Вот только насколько ответ удовлетворит другого. Они не без смысла они преследуют цель, цель познания, цель выбора, предпочтения. Смысл есть всегда, но какой, это известно только тому кто задаёт. 
- Тогда попробуй сама ответить на свой вопрос.
- Как я могу ответить на свой же вопрос?
- Вот и сам ответ. Это как хорошее вино, терпкое и приятное, мягкое или резкое, ты не знаешь, почему тебе хочется ещё. 
- Поиск птицы?
- Стремление в бесконечность.
- Так птицы нет?
- Я не говорила, но ты сказала.
- Я тебе не верю, - закричала я.
Сова обиженно уползла в свое убежище, а я сидела перед фреской. «Неужели мне столько надо было пролететь, отказаться от моей прежней жизни, стать почти изгоем без рода, без племени, чтобы сидеть в развалинах?». Отчаяние овладевало мною все больше и больше. «Старая сова права. Птицы Феникс не существует. Все безнадежно». Наверное, я заснула, потому что не помню, как провела остаток дня, очнулась я от шума, рядом копошилась маленькая птичка. Я в тупом безразличие смотрела, как она стаскивает старые тряпки во двор и складывает их в кучу.
- Помоги мне, - пропищала она, заметив мое пребывание.
«Помочь? Почему бы и нет?», - подумала я. Мы таскали куски старого тряпья, какие-то обломки дерева, пока на сложили довольно приличную кучу. 
- А теперь, - сказала маленькая серая птица, - Я должна выполнить все остальное сама.
«Ну что ж, - подумала я, - У каждого свои странности». Птица зажав в ключе горячую лучину, забралась на кучу. Уже было совсем темно. Солнце прощалось последним лучом, убегая за черную линию горизонта. Двор освещался маленьким светом от лучины. 
«Да что она хочет сделать? – промелькнуло у меня в голове, - Неужели сжечь эту кучу тряпья? И столько стараться, выискивать куски дерева, старые тряпки, чтобы все это уничтожить».
Птица гордо выпрямилась, посмотрела туда, где скрывалось солнце, как будто сомневаясь, что сможет еще раз увидеть закат, а потом подожгла прямо под собой тряпье.
- Что ты делаешь? – закричала я во все горло. Я пыталась приблизиться к ней, но огонь мгновенно объял всю кучу. 
«Многие пытались повторить за Феникс попытку возродиться в огне, но ни у кого это не получалось. Вот и еще одна фанатка, - Я грустно смотрела на куски пепла. Взгляд упал на оставшееся от странной маленькой птицы полуобгоревшее перо, - Так и от меня когда-нибудь останется только пара перьев». Но тут пепелище зашевелилось, из него показалась голова, а затем и все тело. «Жива? Но это невозможно». Птица отряхнулась, и я изумленно охнула. Она (а я не сомневалась в том, что это была именно та птица) стала совершенно другой. Даже оперенье вместо грязно-серого стало ярко синим.
- Каждый раз думаешь, а вдруг не удастся, - подмигнула она мне черным глазом, поклонившись разрушенному храму, взмыла вверх.
- Феникс, Феникс, - кричала я сквозь слезы, - Подожди, я столько пролетела, чтобы только увидеть тебя. Подожди, мне надо с тобой поговорить.
Но Феникс исчезла. Если правду говорят, то ближайшие пятьсот, а может быть, и больше, лет она не появится в этом храме.

- Хватит кричать, - услышала я ворчливый голос.
- Где Феникс? – спросила я у совы, склонившийся надо мной.
- Какая Феникс? Ты спала и кричала во сне.
- Но тут была Феникс.
- Опять ты со своими глупостями. Феникс не существует. Это лишь прекрасная легенда.
- Так что же, если меня спросят, видела ли я Феникс, мне отвечать, что это лишь сказка?
- А ты соври, скажи, что Феникс существует. Нельзя убивать в других надежду.

- Акме, - Настя сама не заметила, как оказалась в первом ряду слушателей, - Феникс не существует?
- Старая сова была не права.
- Ты встретила все-таки Феникс? – Алина протиснулась через строй ласточек и оказалась рядом с подругой.
- Нельзя сказать, встретила ли я Феникс или нет. Феникс живет в каждой из нас. Что-то вечное, что поддерживает нас в трудные минуты и возрождает у жизни. Птица Феникс не живет пятьсот лет и не умирает вместе с нами, птица Феникс живет вечно, пока существует жизнь. И имя ей – вера, надежда и любовь.

- Я тебе говорила, что это глупость, - закусив губу, ворчала Алина, - Не надо было поддаваться на твои уговоры. Вот видишь, мы просто упали, и почему я, а не ты расшибла коленку. И вообще, еще раз ты так заставишь меня волноваться, я поседею.
- А что было? – спросила Настя.
- Что было? Я думала, что ты уже не очнешься. Сейчас же идем к врачу. Вдруг у тебя сотрясение мозга. 
- Знаешь, мне такое пригрезилось. Будто мы две ласточки.
- Это у тебя душа отлетала от бренного тела, - продолжала недовольно бурчать подруга.
- И про птицу Феникс.
- Ну, это ты Мишку вчера наслушалась. Я смутно помню, все-таки мы много вчера вина выпили, как он объяснял тебе, что твое имя обозначает эту самую птицу.
- Нет, про самую настоящую птицу.
- К врачу, к врачу. Подруга, хватит заморачиваться, и пугать других.
Две девушки стали карабкаться наверх. А в небе парили ласточки и кричали: «Быстрее, быстрее, сейчас Акме начнет рассказывать свою новую историю».