З И М Н Я Я С К А З К А

 - Маша, вставай, - сквозь тонкую пелену сна услышала я. Что еще можно услышать утром в понедельник? Наверное, только это. Бурча, я сползла с постели и, не открывая глаза, поплелась в ванную, ухитряясь не врезаться в мебель, сделавшую и без того нашу маленькую квартиру совсем крохотной. Нащупав, я повернула кран, намочила пальцы и провела ими по глазам. Продрав веки, тяжелые, как после попойки, я увидела свое отражение. Во мне погибает талант - грустно подумала я - если бы сейчас снимали фильм ужасов, то моей персоне была бы обеспечена первая роль. Из голубой поверхности на меня смотрело нечто с опухшим лицом и заплывшими глазами. Потом мой взгляд уперся в зубную щетку, но я решила погибать до конца, и проигнорировав ее наглую усмешку, потопала на кухню, из которой уже вылетал папа, как всегда попутно пытаясь растормошить меня, а заодно и напомнить мне, что посуда стоит в мойке еще с вечера, а я думала лишь о том, как прекрасно было бы поспать. Ну конечно же, после него не осталось `в чайнике воды, придется пить вместо кофе холодную бурду. Плюхнувшись на табуретку, я злобно шлепнула чайную ложку в кружку и стала мешать растворимый кофе.
- Маша, ты уже встала - это мама. 
Ненавижу свое имя, Маша-растеряша, еще бы Клавой назвали, было бы хотя бы прикольней.
- Да, - слышу со стороны голос и только через несколько секунд до меня наконец-то допирает, что это собственно я говорю. Все, теперь надо тащиться в школу, вернее гимназию, в чем разница я до сих пор не поняла. Одевшись и кое-как взмахнув щеткой по волосам, я вываливаюсь на улицу.
- Привет, калоша - как всегда, даже не обернувшись, я гордо выпрямив спину протопала мимо неандертальца, с которым знакома я детских лет и при виде которого всплывают не самые лучшие воспоминания. Костлявая фигура догнала меня и пристроилась топать рядом. Взглянув на его огненно-рыжую шевелюру, я подумала, почему сейчас не осень?, но в мою ностальгию по осеннему увядающему золоту грубо прервал липкий комок снега, приземлившегося мне на нос.
- Очень умно - в этот момент мне просто захотелось с силой сдавить тонкую шею, и еще я молилась, чтобы тушь, которая черными комками висела на моих ресницах, не начала выпендриваться и не потекла.
- Придурок - только и смогла я ответить, а у Дениса еще хватило наглости поинтересоваться :
- И у тебя фантазии хватило только на это?
Вот тут-то я окончательно разозлилась и, используя непечатные выражения, разъяснила ему, кто он такой на самом деле. При этом меня еще больше разозлило то, что мои слова его не обидели, а только позабавили. Наверное он был настолько не избалован чьим-то вниманием, что мои слова принял как комплемент - подумала я и продолжала топать по направлению к школе. Мне все-таки крупно повезло, что я учусь не в одном классе с этим недоразумением, иначе бы я его точно придушила. Около школы Денис отстал, шлепнув меня по плечу, видимо, он считал, что так покажет мне, что не сердится на меня, но лучше бы он сердился, я бы это как-нибудь пережила (мне ведь совершенно плевать, что обо мне думает какой-то идиот, и как он ко мне относиться), а вот от его шлепка наверняка останется синяк.
Урод - "ласково" крикнула я по направлению удалявшейся фигуры.
- Ты сегодня очень добрая, - подмигнула мне неизвестно как оказавшаяся рядом Наташка, моя подруга. - Что опять тебя провожали до школы?
- Я что виновата, что учусь в одной школе с всякими отбросами и вынуждена терпеть его присутствие.
- Ну-ну, верю-верю - подмигивая, продолжала Наташа.
- У тебя что, тик? - вежливо спросила я. - Скорую вызывать?
Сегодня у меня действительно было отвратительное настроение, но Наташа видала меня и похуже, она вообще - молодец, всегда по-философски относилась ко всем моим дурацким выходкам. И вот, наконец, мы вошли в alma mater. Уроки тянулись долго, однообразно и нудно, прерываясь переменками, на которых девчонки успевали обсудить и узнать гораздо больше, чем на занятиях. Сегодня, например, обсуждались лучшие стороны тампонов и прокладок. Некоторые с пеной у рта доказывали свою точку зрения. Но мне было все равно, нашли что обсуждать. Нинель, это мы так ласково прозвали Ниночку, хвасталась своей новой помадой. Конечно, мозгами она не может гордиться, но, когда показывает свою косметику, многие грызут ногти от зависти, но не я, потому что краситься мне никогда не нравилось, хоть каждое утро я пользуюсь пудрой, чтобы замазать синяки под глазами, но радости от этого мало. Нинель же, чувствовала себя королевой, показывавшей своим фрейлинам обновки. Мне было забавно все это видеть, как будто сидишь в театре, нет в цирке, и представление бесплатное. Может, это просто я такая, даже Наташка громко вздыхала и жаловалась мне на несправедливость, что у нее нет такой косметики. Я ей, конечно, посочувствовала, если бы я ей сказала правду, что чихать я хотела на все эти прибамбасы, то она точно бы обиделась, или подумала, что я злюсь или даже завидую Нинель. Ко всему прочему мальчики нашего класса тоже не обремены не только интеллектом, но и манерами, и понимают, к сожалению, только ту лексику, которую я стараюсь не употреблять, не потому что я - чистюля, просто не хочу скатиться до их уровня, как сегодня утром, когда неандерталец довел меня до ручки. Нет, положительно, сегодня противный день, а Наташка, опять стала приставать ко мне со своими глупыми намеками, как будто я грущу из-за одного человека. Даже если это и так, она могла бы помолчать. Вот она пихнула меня опять, я и подумала, что скажу ей что-нибудь резкое, но тут увидела его.
- Машка, перестань так лыбиться - бурчала Наташка мне в ухо. - Даже дураку станет ясно, что он тебе не безразличен.
Хорошо, что на свете есть подруги, я то я могла бы потерять голову и наделать глупостей, но моя подруга сдерживает меня. И всегда, когда что-то ударяет мне в голову, она обливает меня холодным ушатом своих слов. Я сразу же отворачиваюсь, но все же не могу сдерживать предательскую улыбку, по-идиотски вылезающую на лицо. Наташка помогает мне, и мы обе делаем вид что увлечены беседой. Он проходит мимо, даже не посмотрев в нашу сторону, даже не удостоив нас своим вниманием, и мне хочется расплакаться. Наташка, как добрая фея, вытаскивает меня в коридор якобы для продолжения разговора, и тут же, теперь она совсем не напоминает фею, начинает меня отчитывать.
- Ты что с ума сошла?
"Ну вот, начинается", - думаю я, но молчу.
- Ты же сама мне говорила, что ничего уже не чувствуешь. Или не так? Что с тобой сегодня? Какой кирпич тебе упал на голову? Нашла в кого влюбиться.
"Как будто я виновата, что он - это он", - опускаю я глаза, но продолжаю молчать, как партизан на допросе.
- Нет, как тебя угораздило? - продолжает промывать мне косточки Наташка. - Ладно, влюбилась и влюбилась, зачем же так все показывать? Дурочка, он тебя не стоит.
 Хоть ты и кажешься колючей, как репейник, но я знаю, ты - добрая. А он? Просто бабник.
- Наташка, - начинаю стонать я. - Ты думаешь, я не хочу избавиться от этого? Это просто наваждение.
- Болезнь, - уточняет Наташка с решимостью врача, сообщающего о неизбежности операции. - Просто возьми себя в руки и не дури.
Легко ей сказать: "Не дури". В ее понятии, я должна сделать совсем чуть-чуть, выбросить из головы все мысли о нем. Но я не такая, как она, это она может бросить парня просто так, даже не задумываясь особенно. Наверное, поэтому ей все так легко.
- Хватит. Это просто блажь, - слышу я ее голос. - Это не первая твоя влюбленность, еще сто десять раз влюбишься. Все пошли, кажется урок начинается.
И Наташка бодро запрыгивает в класс, что как-то не вяжется с моим каторжным видом. В ей погибает Великая актриса.
После уроков все заметно веселеют. Он тоже собирает свои вещи. Наташка мне подмигивает и говорит:
- Сейчас я доставлю и тебе пару минут радости. - делает театральную паузу и громко кричит - Царьков! - я сжимаюсь и начинаю дрожать. - Не дрейфь, - шепчет подруга - Сейчас подаст голос твое божество.
- Ну чего тебе, Комарова?
- Да так ничего - смеется Наташка. - Хочу сообщить тебе, что ты - идиот. - оборачиваясь ко мне, она говорит незаметно, почти не двигая губами. - Сиди тихо, сейчас начнется концерт.
- Чего-чего? Не понял.
- Да куда уж тебе.
- Ты чего это? Врубаться начала?
- Слушай как тебе может нравиться это ничтожество? - тихо спрашивает меня Наташка и громко продолжает - Врубают чубраны вроде тебя, а я разговариваю.
- Ой-ой-ой, какие мы нежные.
- Царьков, выруби звук.
- Комарова, ты чего, совсем того? - покрутил у виска Димка и отошел, крича, что с больными не связывается.
- Вот твой идеал, - усмехается Наташка. - И фамилия у него - Царьков, не царь, а так себе недоразумение, царек, а каждый царек должен знать свой шесток. Ладно, не будем о грустном, все равно организм у тебя сейчас ослаблен, иммунная система сражается с засильем вируса влюбленности ЦД, Царьков Димка. Я могу тебе только помочь немного протрезветь, ты же знаешь, какая я противная. Ложка дегтя в твоем влюбленном медовом сознании будет обеспечена. Скажи лучше что-нибудь веселенькое.
- Наташка, временами ты меня убиваешь.
- Ха, шила в мешке не утаишь.
- Знаешь, мне такой сон приснился. - мечтательно потянулась я. - Только это все глупо.
- Мне вот сны не снятся, наверное потому, что я - абсолютно нормальная. Давай, рассказывай.
- Будешь смеяться, но во сне я видела рыцарей.
- Прикольно, история о рыцарях. Я подозревала, что у тебя крыша поехала, но не настолько же! Ладно, пой птичка, не стыдишь. Обещаю смеяться не буду. Как хоть рыцаря зовут?
- Не знаю.
- Кому сон снился тебе или мне? Обзови их там как-нибудь.


Он шел по лугу. Было холодно, рано утром трава покрывалась тонкой пленкой холодного ледяного равнодушия, а ветер уже иногда начинал петь зимние баллады. Он поплотнее завернулся в свой тонкий когда-то целый и красивый плащ, но ветер проникал сквозь него и холодными ладонями касался его худого длинного тела, показывая, что скоро совсем похолодает. Трава сбросила морозный налет, и еще радовала взор, напоминая о уходящем тепле. В желудке у него заурчало, а в голове пронеслась мысль, что неплохо было бы поесть. Но он гнал от себя голод, стараясь не думать о том, что и вчера ничего не ел. "Ничего, - думал он - скоро доберусь до замка графа, и там уж мне удастся поплотнее набить брюхо". Но самовнушение не помогало, желудок продолжал настаивать на своем. Он нервно поежился, и продолжил свой путь.
 Ветер угомонился и прилег жирным брюхом на траву, наблюдая коварным глазом за путешественником, нырнувшем в оголенное нутро леса. Потом ветер вскочил и тихонько прокрался, проползая по недовольно шуршащей траве, и прячась за темные тела деревьев, зашагал за мужчиной. Солнце мелькнуло поблекшим диском, даря свою предсмертную улыбку, и скрылось в серой вязкой массе, нависшей над головой. Он ухмыльнулся и пошел быстрее, а в голове замаячил образ густой наваристой похлебки. Он задумался и не заметил как постепенно лес редел и наконец выпустил его из своих лап, провожая криком потревоженный ворон, почти таких же черных как и их повелитель. Ветер упустил его из виду, пугая и дергая за хвосты воронье, и остался шататься по лесу, напевая себе под нос нестройные напевы пьяных посетителей таверны. Он продолжал путь, оставляя узкие следы в грязной поверхности кривой дороги, обрамленной кое-где такими же кривыми выемками луж. Очнувшись от дум, далеких как сбежавшее лето, он увидел, что добрался до деревни, раболепно упавшей на колени не вдалеке от серых камней замка. Улыбнувшись, мужчина зашагал быстрее, а желудок дал о себе знать, недовольно протестуя против отсутствия пищи хоть какой-нибудь.
Деревня была побогаче, чем последняя, в которой он купил себе ночлег, хотя было так же грязно, как и везде, поздняя осень щедро смазывала свои владения дождем.
Куча жалких грязных куриц выбежала ему на встречу, догоняемая такими же грязными маленькими детьми, которые, как недовольно он заметил, орали как куча резаных свиней. Увидев его, дети остановились и стали с любопытством оглядывать его. Он презрительно едва коснулся их взглядом, думая, что скоро из них произрастут грязные крестьяне и толстые крестьянки, похожие на откормленных гусынь. Он гордо выпрямившись и приняв важный вид, прошел между ними, чуть не попав в коварно расположившуюся посреди дороги лужу. Ему жутко хотелось есть, но гордость не позволяла ему пройти в чей-нибудь дом, тем более что у него не было денег, а здравый смысл подсказывал ему, что не смотря на то, что он и рыцарь, ему вряд удастся перекусить. Он оборвал причитания желудка и направился к замку, прося у бога удачи. Перед воротами стояли стражники, нагло взирая на его одеяние. Он, усмирив свою гордыню, крикнул им еще раз, что он минизингер и хотел бы пройти внутрь. Стражники, посовещавшись между собой, решили его пропустить, а он поспешил войти, думая, что сейчас поест. Его пропустили на кухню, и толстая неповоротливая служанка сунула ему жирное непонятное варено. Желудок возликовал, подгоняя хозяина, он нервно схватил ложку, протянутую ему недовольной служанкой. Наполненный до отвала желудок удовлетворенно буркнул, а его господин развалился на стуле и задремал, опустив голову на грязный деревянный стол. Спать ему не дали, чьи-то руки схватили его за плечи и стали стрясти. Он открыл глаза и увидел мужицкую рожу перед собой.
- Ты, чели минизингер, или так там? - жуя, дыхнула ему зловонным запахом изо рта рожа.
- Минизингер - это я. - морщась, отодвинулся он. Было уже темно, но рожа была настолько страшная, что даже почти полное отсутствие света не скрывало ее уродства.
- Ну вот, - чавкая, продолжала морда. - Пошли тогда за мной. Тебя хочет видеть госпожа.
Он потянулся, сгоняя остатки сна, и пошел за своим провожатым, который вскоре остановился перед нарядно одетым слугой.
- Ну вот, нашел его, - почтительно кланяясь, смущенно проговорила морда. Слуга даже не удостоив взглядом отчитывающегося перед ним, кивнул и сделал знак рукой, чтобы морда удалилась. Потом равнодушно посмотрев на рыцаря, приказал ему следовать за собой. Он подумал, какая наглость, что здесь какие-то слуги и даже мужичье чувствуют себя главнее его - рыцаря. Вскоре он очутился в большой зале, похожей на пасть чудовищного дракона. Слуга прошмыгнул вперед и поспешил к тонкому темному силуэту у большого окна, и через какие-то время тихо и также быстро удалился.
- Подойдите ко мне, - властно прозвучал бархатными низкими нотами женский голос, и он подумал, что, должно быть, его обладательница похожа на большую кошку, до поры до времени ласковую, но готовую чуть что перегрызть горло и напиться теплой крови. Хотя с другой все женщины - это кошки. Колдовские глаза, чарующие звуки. В каждой, даже в самое некрасивой женщине, вернее в женщине, считающей себя некрасивой, живет большое хищное существо, иногда ласковое, иногда игривое, но никогда не надо забывать, что все они - кошки, гуляющие сами по себе.


Наташка бросила в коридоре сумку и плюхнулась в кресло, злобно заскрипевшее от такого обращения. Я еще стояла в коридоре и развешивала свои и ее вещи, когда услышала ее голос, доносившийся из комнаты.
- В этом доме есть что-нибудь поесть или все гости должны умирать с голоду?
- Хорошо, что ты здесь, моя кошка давно не ела свежего мяса, - вторила я ей.
- Ах, значит так? Ладно, хватит шутить, неси есть. Жрать хочу до посинения, - потянула она.
- Может быть, кто-то оторвет свою пятую точку и пойдет на кухню? - вежливо поинтересовалась я, разглядывая развалившуюся в кресле вместе с моей кошкой подругу.
- Ты что не видишь, я занята - проворчала Наташка, показывая на устроившуюся на ее коленках Мурку, которая не долго блаженствовала, я немилосердно ухватила ее за шикарный воротник, приподняла и опустила на ковер. Мурка окунула меня недовольным взором и церемонно удалилась, выражая все своим поведением недовольство.
- Смотри, прямо аристократка, - указала мне на уходившую фигурку кошки Наташа.
- Аристократка местных помоек, - усмехнулась я, намекая на ее безродное происхождение.
- Что мне нравится в кошках, так это то, что они такие загадочные, такие непостижимые, - потянулась Наташка в кресле.
- Давай вставай, пошли есть, - потянула я ее из кресла. Наташка еще немного посопротивлялась для вида и потопала за мной в маленькую кухню, похожую на ящичек, украшенный занавесочками. Гора посуды призывно смотрела на меня, но я решила еще раз плюнуть на все, и даже не подумала ее мыть. Наташка по-хозяйски потянулась к дверце холодильника и, деловито осмотрев его, произнесла:
- Негусто, подруга. Ей, может сгонять в булочную?
Булочной этот магазин был когда-то, во времена царя Гороха. Конечно, и сейчас там продавали хлеб, но еще и другие продукты: мясо, консервы, молочные и другое, иногда даже книги и косметику. Но в общем то было даже неплохо: идешь в булочную и покупаешь все, что нужно от фруктов-овощей до сладостей. Но сегодня мне не хотелось куда-то топать, даже за едой. Наташка, увидев гримасу на моем лице, все мгновенно поняла и пошла в магазин сама. А я в то время, как она была в булочной, гладила Мурку, вернувшуюся в кресло и еще сердито посматривавшую на меня. Наконец притащилась Наташка с двумя пакетами.
- Ты что сдурела? - начала я, осматривая содержимое пакетов, там были: хлеб, булочки, шоколадные конфеты, немного ветчины и бутылка шампанского.
- Шиковать, так шиковать! - рассмеялась Наташка, выпрыгивая из черных с мехом ботиночек.
- А шампанское зачем? Я ведь не пью.
- Когда-то надо начинать, - продолжала посмеиваться Наташка, выставляя продукты.
- Наташка, - подошла я поближе к подруге, - Ты что разбогатела?
- Скажем спонсор появился, - но увидев мое испуганное выражение лица, пояснила,
- Брось, ни с кем я не связалась. И не смотри, будто я - чудовище, просто предки решили меня осчастливить и поперли куда-то в санаторий. Бывает же такое. Иногда и чудеса случаются.
- Ты что одна? - посмотрела я на нее, разрезая ветчину.
- Как видишь, и не плохо выгляжу, - усмехнулась она. - Ты умеешь открывать шампанское?
- Нет, - виновато покосилась на нее я. Наташка плюхнулась на стул и закурила. 
- Вот меня бы никогда родители не оставили одну.
- Ты просто клуша, родителей надо воспитывать. Слушай, а пепельница у тебя есть?
Услышав отрицательный ответ, Наташка взяла блюдце, и теперь курила молча, глубоко затягиваясь и закрыв глаза. Не знаю, она курит почти постоянно. Хотя и говорит, что это пара пустяков и она в любой момент может бросить, но мен кажется, то это уже не так. Раньше может быть, но она к ним привязалась: она курит, когда переживает, когда ей плохо, чтобы расслабиться, когда хорошо, чтобы продлить удовольствие, и как она говорит, курит просто так, для себя. А я стояла и накрывала на стол, даже сбегала в комнату и принесла оттуда два больших бокала, которые я называла кубками, но по правде говоря, я пила из них только пепси или что-то в подобном роде, Наташка сидела с томно выпускала изо рта колечки, она долго училась их делать, но теперь у нее это получалось чисто автоматически, и не доставляло прежней радости. Я терпеть не могу этот дым, и из курящих могу терпеть только Наташку, она же моя подруга, а что позволено Юпитеру, не позволено быку.
- Готово, - сказала я.
- Где шампанское? - продрала глаза Наташка. - Там еще апельсиновый сок, твой любимый, - сказала она, увидев, что я роюсь в пакете. - Говоришь, все готово? Ну что приступим.
- Знаешь, все так не вовремя. Я-то решила сбросить пару килограммов жира.
- Не дрейфь, собственно говоря, у меня сегодня праздник, и ты как подруга должна разделить мою трапезу. Посидеть на диете всегда успеешь. Вот у меня, когда деньги закончатся, будем худеть вместе.
- Куда уж тебе, ты и так в порядке, - восхищенно посмотрела на ее худое пластичное тело, уж я-то такой как она никогда не буду.
- Слушай, - резко и ядовито оборвала она меня - ты для этого придурка так стараешься?
- Наташка, что с тобой? - удивилась я, очень редко Наташка вдруг ни с того и с сего заводилась.
- Может, мне просто надоело, что ты изводишься по всяким придуркам. Ладно, не будем о грустном. Шампанское будешь? - это был скорее приказ, чем вопрос, и я согласилась. Наташка умело открыла бутылку и разлила пенящуюся жидкость по кубкам.
- А можно мне добавить туда апельсинового сока? - робко спросила я.
- Не изгаляйся, от шампанского все равно не опьянеешь. К тому же закуска на столе. Вот шоколадные конфеты, - подмигнула она мне. Шоколадные конфеты - это моя страсть, вот из-за этого я точно никогда не сяду на диету. Секунд пять и боролась с собой, победила прихоть, и мои руки жадно сцапали шоколадное вожделение и не одно.
- Наташка, хорошо тебе, ты ешь что хочешь, когда хочешь.
- Короче как слон, - резюмировала она. - А тебе что не дают?
- Да нет, только я боюсь, что окончательно расплывусь.
- Хочешь, я тебя рассмешу? Один мальчик назвал меня бухенвальдским крепышом.
- Который? - спросила я, зная, что мальчиков в моей подруги хоть пруд пруди.
- С которым я сплю, - откинулась она на спинку стула, а я чуть не подавилась.
- Ты уже это...? - замялась я.
- Угу, - кивнула она, - трахаюсь.
- Но Наташа...
- Все, замяли. Это была глупость, я очень сильно об этом жалею. И вообще дура, что гружу тебя. Ничего скоро я его брошу, и все пройдет.
Потом мы пытались веселиться, но уже было что-то не то, и я чувствовала себя неловко, потому что понимала, что Наташка чувствует себя тоже погано из-за того, что сейчас мы обманывали друг друга играя роль двух клоунов в цирке, которым совсем не смешно, просто работа такая. Потом мы еще дурились: смотрели телек, перемывали косточки всем знакомым и обсуждали новый роман одной молоденькой учительницы, которой почему то всегда не везло, хотя как все говорили, на такую вообще мало кто польститься.
Когда Наташка ушла, я стала собирать остатки былой роскоши, чтобы родители не заметили, что мы здесь пировали, и думала, что раньше мы друг другу все говорили, что раньше не было тайн, а вот теперь подруга уже другая, и у нее уже есть, что скрывать.


-Так это ты минизингер? - смотрела на него обладательница голоса большими темно-зелеными болотными глазами. Он подумал, что женщина чертовски хороша собой, но какой-то тревожной демонической красотой, видя такую красавицу, покой и умиротворение не проходят, а чувствуешь, что тебя засасывает трясина, но ты уже не в силах сопротивляться, и вот-вот она тебя поглотит полностью. И видимо женщина полностью осознавала свою власть, свою силу, и теперь она стояла, одетая в простое, подчеркивающее ее привлекательность, платье. Он немного смутился, потому что представлял графиню себе несколько другой, хотя говорили, что она чудовищно красива, он мало верил этому, некоторые женщины пытались заплатить ему, чтобы он сочинял в их честь баллады и затем пел их другим, чтобы все думали, что тем, кому он их посвятил, красавицы.
- Почему ты смутился? - прервала она его мысли, сама зажигая свечи, стоявшие на столе.
- Просто я представлял вас другой.
- Старой и страшной? - нагнулась она за упавшей свечой и почти оголила свою бело-молочную грудь, видневшуюся в вырезе платья. Он еще больше растерялся, она это заметила и рассмеялась. - Ты очень глуп, как и все мужчины, и вечно вы все думаете об одном.
- Нет-нет, что вы, - замялся он.
- Не надо оправдываться, это же естественно, - усмехнулась она, почему-то он почувствовал опасность, уж очень она походила на хищницу, играющую с жертвой.
- Графиня, чем я могу вам быть полезен? - спросил он, чувствуя мурашки на коже.
- Но ты ведь минизигер, не так ли? - властно спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжала - Вот и будешь меня развлекать. Ты ведь согласен? Я тебе хорошо заплачу, - в неровных отблесках света ее лицо казалось каким-то странным, но ужасно соблазнительным и манящим.
- Я остаюсь там, где мне нравиться, - нервничая, ответил он.
- Очень хорошо. Я-то думала, что уже нет таких вещей, которые нельзя купить.
- Не все можно купить, даже за большие деньги.
- Что нельзя купить за большие деньги, можно купить за очень большие деньги. В любом случае ты здесь останешься столько, сколько я этого пожелаю. Свободны, - она демонстративным жестом указала ему на дверь.
Он поклонился ей, хотя она и отвернулась, затем быстро вышел и захлопнул дверь. Графиня вздрогнула от стука двери, затем взяла с подноса серебряный колокольчик и позвонила. Прибежала служанка, которой было приказано разместить прибывшего со всеми удобствами.


Я ждала утра, когда смогу увидеть Димку. В школу идти не хотелось, но я шла туда только для того, чтобы увидеть его. "Все - это болезнь, клинический случай" - проносилось в моей голове. И как на зло он не пришел. Я высматривала его, вздрагивала каждый раз от малейшего шороха, думая, что вот-вот он появится, но все напрасно. Наташка подтрунивала надо мной. И спрашивала, не заболела ли я, прекрасно зная, почему я такая взвинченная. Я испугалась, вдруг с ним что-нибудь случилось, и захотела позвонить, меня останавливало только одно: что я ему скажу? вдруг ничего не произошло, и я попаду в дурацкое положение. Короче говоря, я все извелась. Наташка делала вид, что ничего не происходит, а иногда даже говорила мне разные гадости про Димку.
- Наташка, что делать, но, кажется, я по уши влюбилась, - мечтательно улыбалась я, топая по ледяной дорожке.
- Влюбилась. Ты просмотри, он же форменный идиот, - резко перебила она меня.
- Любовь и зла - полюбишь козла.
- Ты мне просто надоела: люблю, люблю, - зло огрызнулась подруга.
- Наташка, что с тобой, - я никак не ожидала, что будет такая реакция.
- Да отстань ты, - махнула рукой Наташка и убежала.
Я долго стояла в нерешительности, не зная, что делать в ответ на такую выходку. Решив, что у каждого из нас бывают приступы плохого настроения, я потопала к ближайшему киоску, радуя себя возможностью сожрать очередную шоколадку. Нет, я никогда, наверное, не похудею, по крайней мере сев на диету. Дожевывая сладкие остатки шоколадки, я увидела Димку, весело шагающего, похрустывая снегом. Что на меня нашло, не знаю, но я решила проследить за ним. Он шел, и совершенно ясно, радовался жизни, что меня окончательно обозлило: я не нахожу себе целый день места, а этот придурок жизни преспокойно разгуливает себе. И маскируясь за кустами, как шпион-диверсант, я топала за ним, надеясь, что достаточно хорошо прячусь. Мы подошли к дому, где жила Наташка. "К кому это он идет?" - прикидывала к уме я.
- Привет, Царьков, - выскочила я из своего укрытия.
- А, это ты? - обронил предел моего мечтания.
- Школу, значит, прогуливаем?
- Да тебе какое дело? - грубо оборвал он мой вопрос.
- Может, мне просто интересно, - начало заносить меня. - Ты вообще бы молчал, дурак несчастный.
- Слушай, проваливала бы ты отсюда, - "ласково" посоветовал он мне.
Я так обозлилась на него, что даже слова не подворачивались. Я повернулась и сделала вид, что ушла. На самом-то деле, я хотела проследить его путь до конца. Подождав немного, он подумал, что я ушла, и пошел в подъезд. Я досчитала до десяти, чтобы дать ему время, и вошла за ним. Я следила за кнопками движения лифта, подозревая, где он остановиться, но гнала все дурные мысли прочь. Но кабинка лифта остановилась там, где лучше бы ей было этого не делать. Я не верила своим глазам. На этаже моей лучшей подруги. Я окончательно тронулась, поэтому вызвала лифт, решив нагрянуть к Наташке в гости. На мой звонок в квартиру долго никто не отвечал, но я-то точно знала, что там кто-то есть, по крайней мере, Наташка. Наконец, я услышала ее голос, крикнувший мне, что со мной говорить она не будет. Но я решила не отступать и твердо проверить, одна она там или нет. Я села на пол около лифта и стала ждать. Потом мне пришло в голову, что там можно отсиживаться всю ночь, у нее же уехали родители. Я совсем обезумела и стала громко орать нецензурными словами. На мои дикие крики вышла Наташкина соседка. Не знаю, как мне удалось ее убедить, позвонить в квартиру, куда я желала попасть. Но мне это удалось. И Наташка открыла. Я отшвырнула свою подругу и, как дикий зверь, бросилась внутрь.
 Как больная стала носиться и открывать все двери. И в одной из комнат я обнаружила то, что, собственно говоря, и искала: Димку. Я стала кричать, плакать, обвинять Наташку, у которой было очень испуганное лицо, во всех смертных грехах и выбежала прочь.


Утро прокралось бледными лучиками света и прыгнуло в пустую смятую кровать, и блаженно потянулось. Он уже встал и теперь терпеливо ждал, когда его накормят, на этот раз служанка была расторопнее, да и еда была несомненно лучше. Он улыбнулся ей, а она испуганно посматривала на него и постоянно спрашивала, не хочет ли он еще чего-нибудь. Он удивился подобной перемене. Потом выяснилось, что поступило распоряжение от госпожи, и видно очень строгое, потому что служанка прямо из кожи вон лезла стараясь ему угодить. Другому же мужчине повезло явно меньше, и он завистливо посматривал на жующего счастливчика. Минизингер крикнул служанке, чтобы она принесла еще еды и вина, и предложил мужчине разделить с ним трапезу. Служанка быстро принесла все требуемое. Мужчина развеселился, а после двух-трех кружек вина уже по-дружески похлопывал минизинрега по плечу и стал горланить куплеты не совсем пристойного содержания, что женщина, подносившая вино, то и дело краснела, но покраснела и смутилась она еще больше, когда вошел щегольски одетый слуга и подмигнул ей. Слуга подошел к двум раскрасневшимся мужчинам и спросил кто из них минизингер, и попросил его следовать за собой, сухо сообщив, что его ждет графиня. Мужчина, сидевший рядом со странствующем рыцарем, притянул его к себе и стал шептать не ухо, что графиня, хотя и красотка, но очень опасна, потом оттолкнул его, и стал насвистывать какие-то дикие нестройные напевы, больше похожие на скрежет вьюги зимой.
На этот раз он увидел графиню, скачущей на лошади, ее длинный белый шарф извивался за спиной похожий на крылья безумной чайки, стремительно бросавшейся в серое унылое небо. Она резко остановила скакуна прямо перед ним и спрыгнула в подставленные мужчиной руки, так что ее длинные пышные волосы черной волной упали ему на лицо. Он опустил ее. Графиня прошла, едва кивнув головой, чтобы он следовал за ней.
- Как ты находишь эти места? - остановилась она и глубоко вздохнула, - Не правда ли здесь хорошо? Есть какая-то своя прелесть, свое своеобразие в этом воздухе, который уже целует зима, - она рассмеялась, посмотрев на его озабоченное лицо.
- Знаете, графиня, - откинул он со лба тонкие пряди волос, которые ворошил догнавший его ветер. - Вы иногда кажетесь романтичной, а иногда такая циничная.
- Боже мой, как же скучно! - воскликнула она, - Да если бы ты знал, как мне здесь живется! Сплошная тоска. Что можно увидеть: одни пьяные рожи, который только и норовят выбросить пошлый комплимент, но не смеют. Да с кем тут можно поговорить? Полная тоска. Хорошо еще, что дражайший мой супруг околел. И не смотрите вы на меня так! Когда я говорю, что околел, значит - околел. Паршивый старикашка, не будь он графом, его уже давно бы кто-нибудь пристрелил. Да еще был жутким ревнивцем. Все, не будем об этом! - она схватила его за руку и побежала, а он следом за нею, не зная, какие еще причуды взбредут ей в голову. Ветер сидел на дереве, обдувал листки и смотрел прозрачный хитрым взглядом на две фигурки, взбирающиеся на холм, наконец это занятие ему надоело, и он помчался за ним и с диким хохотом дернул графиню за платье.
- Я посвящаю тебя в свои рыцари, - прокричала она, засмеявшись.
- Боюсь, что это невозможно, - грустно возразил ей минизингер.
- Почему? Все, что я хочу, непременно исполняется. Но для тебя я сделаю одолжение: не знаю почему, но ты мне нравишься, и я прошу, будь моим рыцарем.
- Графиня, я сделаю все, что угодно, но не хочу вас обманывать, вы никогда не станете дамой моего сердца, оно уже занято.
- Дурак, - закричала женщина на него, - неужели ты вправду думаешь, что кто-то соблюдает эти клятвы. Это только красивые вымыслы, это все ложь.
- Бедная моя девочка, - попытался утащить он ее, - вы несправедливы, но это только оттого, что вас мало кто любил.
- Я не бедная, а богатая, очень богатая. Я на счет любви, разве ты не знаешь, сколько рыцарей готовы отдать все за ночь со мной?
- Разве это любовь? - грустно посмотрел он на нее.
- А что такое любовь? Ее нет, ее просто выдумали. Это тоже ложь. Я уже достаточно взрослая, чтобы понять, что ложь, а что правда. Все, не хочу, не хочу, - закричала она, увидев, что он хочет ей возразить, и стараясь казаться спокойной, равнодушно попросила рассказать о его даме.
- Моя дама? - задумался он, - Она самая красивая на свете.
- Даже красивее меня? - перебила его женщина.
- Вы разные. Просто разные, вас нельзя даже сравнивать.
- Все можно сравнить, вот, например, видите два дерева? Одно выше, значит другое ниже, они ведь тоже разные.
- Вы подходите ко всему буквально.
- Это просто глупость. Но продолжайте же, - нетерпеливо проговорила она, усаживаясь на плащ, который он постелил для нее.
- Моя дама самая прекрасная для меня, ее нет рядом со мной, но я вижу закат в ее глазах, похожих на два светлых чистых озера, я слышу по ночам в танце дождя шорох ее платья, иногда в отблесках света свечей виден ее силуэт тонкий и строгий.
- Какие глупости, - перебила его графиня, втайне негодуя, на то, что при ней расписывали прелести другой женщины. - Мне просто кажется, что ничего нет на самом-то деле, просто ты все придумал.
- Может, вы и правы, - погрустнел он, - иногда я и сам думаю, что моя прекрасная дама только сон.
- Но имя-то у нее есть? Или она как приведения безымянна?
- Ее зовут Хильда.
- Что за глупое имя. И такое некрасивое, - усмехнулась она. - Неужели она простолюдинка?
- Она дочка барона северных земель.
- А почему ты так погрустнел, когда заговорил о ней? Верно что-то ты натворил такое, за что тебя выгнали. Знаю я эту любовь.
- Как вы можете! - внезапно побледнел он.
- Ладно, прости же меня. Если это тебя так утешит, я скажу, что не хотела ничего дурного. Теперь ты спросите меня о чем-нибудь. Да ладно, не стесняйся. Нет, правда же, будет нечестно, как будто на допросе, я все знаю, а ты нет. Ну, я же вижу, что ты хочешь меня спросить.
- А правда, - замялся он, - будто вашего супруга убили?
- Ты не договариваешь, ходят слухи, что его прирезал как свинью один из моих любовников. Так знай же, что слухи не беспочвенны, это правда. А говорю, это я так легко потому, что тебе никто не поверит все равно. И еще одно, о смерти своего муженька я ничуть не сожалею, вот так то, - затем она резко вскочила женщина с земли, - Вообще, все это глупости. Я замерзла, пошли.
Она побежала к замку. Он чувствовал, что она рассержена и уязвлена, но отчего так и не мог понять. Ее настроения менялись очень резко от истерически веселых нот до чуть не плача. Она остановилась резко, что он чуть не налетел на нее. Развернувшись, она тонкими пальцами впилась ему в плечи.
- Поцелуй меня, - приказывая, истерически усмехнулась она.
- Что с вами, графиня? - попытался оторвать он ее пальцы.
- Тряпка, тряпка, - отпрыгнула она от него. Минизингер попытался подойти к ней, но она угрожающее посмотрела на него и ускользнула прочь.
Он еще долго стоял и вдыхал морозный воздух, надеясь, что все это лишь наваждение, которое исчезнет, как исчезают ночные кошмары.


"Как она могла так со мной поступить?" - рыдала я, сидя на детской скамеечке, рядом с моим домом, таким же серым и дурацким: как и все панельные домишки.
- Привет, тетя Маша, - хлопнул меня по плечу неизвестно как появившийся рядом Денис.
- Только тебя здесь не доставало. Отстаньте вы все от меня, - огрызнулась я.
- Не совсем того, - покрутил пальцем у виска переросток. Потом, заметив мои слезы, сел рядом и участливо спросил: - Че, предки?
- Господи, как вы мне все надоели. Оставьте меня в покое, разве это трудно?
- Машка, Машка. Черт, да что с тобой? - Попытался он меня обнять.


- Прекрати, - со всей силы попыталась я его стукнуть, но он перехватил мою руку
- Я ненавижу тебя, - прошептала она в бессильной злобе. - Как ты, просто минизингер, можешь отвергать меня, которую никто никогда не отвергал, ради миража. Ее просто не существует.
- Графиня, - схватил он за руки беснующуюся женщину. - Мне очень жаль. Скоро вы сами поймете, что это только ваш каприз и ничего более. Вы думаете, что влюблены в меня, только потому, что я не похож на ваших предыдущих кавалеров и не схожу с ума.
- Неправда, - вскрикнула она. - Как ты можешь быть таким жестоким. Я думала, ты отличаешься от всех них. А ты такой же.
- Что вам нужно? Вы играете всеми, а потом бросаете бедолаг влюбленных в вас, как старые ненужные тряпки.
- Он