Злые сплетни или Винни-Пух и все про всех.

 Сплетня номер раз
Несостоявшаяся месть

Герой-любовник – личность романтическая, иногда трагическая, бывает, что и комическая. О, любят же авторы издеваться над бедными «ромео». А российских условиях герои-любовники тяготеют к последнему. Определенно, холодный климат сжирает должный темперамент итальянских казанов, придавая им финскую холодность, питерскую европейскость и азиатское хамство. Получается диковатый гибрид – пост-советское существо мужского пола. Галантный кавалер, развалившись, сидит в транспорте, равнодушно наблюдая над скрючившийся старушкой с тяжелыми сумками в руках. Россия в принципе женская страна. Женщины лучше приспособлены к морозам. Живучесть у них повышенная. Дожила до возраста бабки и радуйся. И вообще, бабкам нечего на автобусах кататься. Не вырастают в нашем климате дон-жуаны…

Две сестры Гадюкины, Староверова Евгения и Каретникова Анастасия, пили кофе.
- Знаешь, это просто-таки возмутительно, - сказала первая, нервно размешивая сахар.
- Определенно, - поддакнула вторая, - Полное свинство!

Что и говорить, ситуация была действительно возмутительная. Их общий знакомый еще недавно испытывал неосторожную привязанность к Евгении, соблазняя ее шоколадом. Путь к сердцу женщины лежит через желудок! И, кажется, он об этом догадывался. Анастасия же стала ее называть Винни Пухом, за что ее тут же окрестили в отместку Пятачком и иногда в порыве негодования упрекали в свинстве. Отсюда же и пошел замечательный глагол «повинипушить», что означал – трескать за обе щеки сладкое. Когда их знакомый все-таки признался в привязанности к Винни Пуху, то сделал это крайне неловко, Евгения подавилась кофе, и бедный Пятачок Настя откачивала подругу, походу откачивания приканчивая остатки шоколада. Несчастный Костя был отослан за новой порцией сладостей, когда Винни Пух женского пола приходил в себя.
- Ужас. Просто ужас, - запричитала откаченная.
- Да, вот и верь после этого в мужскую дружбу.
- Нет, дружба с юношами невозможна.
- Родная, тем более что из-за этого гада мы поправились на пару-тройку килограммов. Я лично все ему простить могу, но моя фигура, - Анастасия покачала головой.
Минуту тягостного молчания прервал появившийся с пакетом сладостей Костя, который начал было шутить, но, заметив угрюмые лица, тут же ретировался на кухню.
- И что я должна делать? Давай пойдем отсюда, - заверещала Евгения.
- Кофе пить. Солнце мое, давай смотреть комедию до конца.
- Какая комедия?
- Угу, - Анастасия плюхнула тело на подоконник, - Трагедию.
Костя робко вошел в комнату с чайником. Все трое уселись за стол и принялись молча вливать в себя жидкость.
- А хотите, я расскажу анекдот? – начал он.
- Нет, не хотим, - Настя задумчиво помешивала сахар.
- Очень смешной анекдот, между прочим.
- Нет, спасибо, - сказала Евгения, - А впрочем, я так не могу. Знаете, мне тут все ужасно надоело. Я хочу домой!
- А можно я поговорю с тобой? - Костя робко взял ее за руку, - Наедине.
- Ах, так! – Анастасия шлепнула чашку на стол, - Пойду сварю кофе. Кажется, он как раз кончился.
Дверь с грохотом закрылась, так что том Шопенгауэра шлепнулся с полки аккурат Костику на затылок. 
- И о чем же? – Евгения вцепилась в чашку, как будто она тонула, а чашка была спасательным кругом.
- Знаешь, я долго думал, - замялся Костя, - Кофе не хочешь? Может, я пойду помогу Насте?
- Ты же поговорить хотел.
- Ну да. Хотел. Так вот, - и он опять замолчал.
- Ладно, - произнесла девушка, - Пойду я Насте помогу.

Настя стояла у плиты и пыталась зажечь конфорку.
- Дурацкая техника. Ну что поговорили?
- Ага, типа того. 
- И о чем?
- Да ни о чем. Слушай, мне все это надоело. Хочешь, сама пойди поговори. Да ситуация дикая. Все знают, о чем разговор, но разговора нет. И главное, что уже ответ ясен.
- Так скажи сразу «нет». Что быка тянуть в болото?
- Ага, захожу я в комнату и говорю: это все глупо, пока Костя, спасибо за кофе.
- Ладно, пойду я скажу, - Настя протянула подруге спички и пошлепала в комнату, где Костик приглаживал отмеченный шишкой затылок.

Когда Евгения внесла кофейник в комнату, Настя молча листала злополучный томик Шопенгауэра, делая вид, что это ей очень интересно, хотя актрисой она была никакой, но ведь надо же было что-то делать. Костик притворялся стеной, но при появлении Евгении он отделился от обоев и вышел.
- И о чем?
- О Шопенгауэре, - Настя швырнула книжку в кровать, - Надоело все. 
Костино лицо проявилось в дверном проеме.
- Может, купить еще шоколаду?
- Жень, мы станем как две коровы, - шепнула подруге Анастасия, чтобы громко произнести, - Нет, Костик, спасибо. Пойду я еще кофе приготовлю.
- Так я только что принесла кофейник.
- Тогда помою чашки, - и она гордо удалилась.
- Жень, ну ты сама же все понимаешь, - промяукал герой-любовник.
- Я? С чего вдруг, - взвизгнула та, - И вообще, все это глупости. Мы же просто добрые приятели. Не так ли? 
- Но я и не прошу себя любить. Ну, ты сама понимаешь.
- Настя, - взвизгнула Староверова, - Настя. Я - домой. Хочешь, оставайся мыть чашки…

Целый месяц прошел с того случая. Целый месяц они ничего не слышали о Костике, пока случайно не повстречали его на улице. Они поздоровались и прошли мимо друг друга. Когда они второй раз столкнулись нос к носу, то даже улыбнулись и поболтали. А в третий раз дружно пошли пить кофе со сладким. Ведь нехорошо было долго дуться. 
Они было наладили хорошие отношения, как Костя решил воспылать неземной страстью к Анастасии. Томик Шопенгауэра набил еще одну шишку на Костиной макушке.

- Конечно, свинство, - подтвердила Евгения, - У него многосторонняя направленность. И заметь, что характерно, каждый раз - это последняя любовь. Он и тебе тоже говорит, что неважно любишь ли ты его или нет?
- Надо с этим что-то сделать! Я чувствую себя просто-таки уязвленной. Он не понимает, что задевает нас?
- И ты его хочешь наказать?
- Женщины - страшные существа. Только я не знаю, что бы сделать. Придти и сказать, что он - урод?
- Не оценит. Слушай, а если спросить, кого он больше любил, любит? Глупая ситуация какая-то.
- Видишь, у нас с тобой вечно что-то похожее обнаруживается. То одногруппники воспринимают нас не как разных людей, а как одну скульптурную композицию. То вот один поклонник на двоих. 
- А ему все равно с кем. Мужское одиночество. Как ты думаешь, женщины тоже могут быть такими же неразборчивыми?
- Наверное, - Настя затушила сигарету о скамейку, - Я придумала, мы придем к нему в гости, сядем пить кофе. Ты ему построишь глазки, я буду намекать о чем-то большем. Посмотрим, как он будет себя вести.
- А потом встанем, возьмемся за руки и уйдем.
- Давай еще скандал ему закатим. Скажем, что он свинья, что мы его так любили, а он даже не знает, в кого влюблен.
- Да, только главное, не хохотать при этом.

Два монстра в женском обличье перемигивались друг с другом, пока ничего не подозревающий Костик разливал кофе.
- Ну, - шепнула Евгения.
- Ну, - ответила ей Анастасия.
- Нет, я не могу так сразу. Меня хохот разбирает.
- А почему я?

Костя был особенно рад, девушки в тот вечер были милы и любезны, правда, немного нервничали, говорили, что устали от сдачи экзаменов. Кофе удался, за что Костя был награжден клыкастыми улыбками.

- Тебе ведь нравится Настя? – спросила Евгения, когда Анастасия вышла купить сигареты.
- Ну, - замялся Костик, - Ты же сама знаешь, что если бы ты сказала «Да»…

- И как ты относишься к ней? Я вот ее люблю как сестру, - Настя задумчиво выпустила дым в потолок, прислушиваясь, как подруга гремит за стеной чашками.
- Да, она мила. Но давай лучше поговорим о тебе…

- Он козел, - поставила Настя диагноз, помогая подруге вытирать посуду.
- Вот, именно что козел.
- Но закатить скандал надо. Знаешь, в последнее время так хочется на кого-то наорать.

Две гарпии, лучезарно улыбаясь, вошли в комнату. Они договорились, что пора начинать свою задумку. Евгения обольстительно закинула ногу на ногу, Анастасия не менее обольстительно плюхнула свое тело на кровать. Костя неловко прислонился к шкафу, и томик Шопенгауэра третий раз поцеловал его макушку. От падения книги, из Костиного носа выскочила сопля. Костя приложил к носу платок, но вот беда, сопля соскользнула вниз и повисла на подбородке. Первой это заметила Евгения, которая при виде сопли ощутила легкую тошноту. Анастасия готовилась подмигнуть юноше, как и ее привлек вид его подбородка. 
- Кажется, нам пора, - Евгения схватила в руки сумочку.
- Да-да, мы так устали. Спасибо за кофе, - и они выпорхнули за дверь, оставив Костика с томиком Шопенгауэра в руках.

- Я даже готова ему простить то, что из-за сладкого стала на пару килограмм толще. Но сопля! – истерически хохотнула Настя.
- Нет, нельзя заигрывать и закатывать скандалы, когда на подбородке юноши висит это.

С тех пор девушки больше не приходили пить к Косте чай. При встречах они сдержанно здоровались. Костя думал, что он их чем-то обидел. Но на самом деле, они еле сдерживали хохот, рвущийся изнутри. 
Не вырастают в нашем климате дон-жуаны…

Сплетня номер два
Как у студента на попе копыто выросло

Сентябрь. Школьники, тащили на себе гранит науки, покоящийся в виде учебников, так что их тонкие ноги подгибались, навсегда оставляя отпечаток знаний в теле (каждый, кто отбывал в школе узнавался по кривеньким лапкам, именуемыми иногда ногами, иногда задними конечностями). Но еще до того как их скорбные процессии потянулись к школе, в квартире номер сто прозвенел будильник. Девушка дернулась, обрывая кинопленку сна, выскочила из постели и с грохотом, сшибая по пути стулья и задевая буфет, понеслась в ванную. Испуганно залаял пес, который имел обыкновение нежиться в кресле. Сентябрь! 
В зеркале показалось мутно-зеленое чудо, которое было идентифицировано как собственное изображение. Зеленое чудище с пеной зубной пасты ухмыльнулось само себе. «Так, тетрадку положило, губы накрашу. А что за завтрак?». Чудо-юдо запихнуло в себя завтрак и залилось парой чашек кофе. 
- Алло, а Настю можно? – пролепетало оно, падая в телефонную трубку, чтобы проникнуть хриплыми недобрыми звуками кому-то в ухо.
- У нас всех можно, - не менее любезно обрызнулась трубка, - Когда узнавать начнешь?
- Дык, богатой будешь. Ужель сама Каретникова свет Анастасиюшка ибн Юрьевна взошла электрической лампой солнца? - заорало в ответ.
- Богатой? С тобой глухой станешь, а не богатой. Такими темпами я буду богатой только посмертно. Да я, и собственной персоной. Эксклюзив. 
- Жопа-новый год, с сентябрем тебя.
- И тебя в тоже место.
- Идешь?
- А что - тусовки, мальчики и шампанское?
- Нет, универ, преподы и растворимый кофе после того как отстоишь всю перемену в очереди, где тебе все ноги по пояс оттопчут.
- А я думаю, и чего я почти уже встала и скачу как белка в мясорубке? Ну что встречаемся?
- Ну, тебя. Ты же всегда опаздываешь. Два года, - надрывалось чудище, - Два года я тебя ждала. А ты постоянно опаздывала!
- Да я пришла вовремя. Два раза. Жень, надо людям шанс на исправление давать.
- Людям – надо. А мы кто? Мы – женщины. Женщина – сама понимаешь. Вспомни классическую поговорку эпохи застоя: я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик. Короче встретимся в универе.

Лица в начале сентября одногруппников еще излучают сомнительную радость. Сомнительную ибо лето закончилось, и вроде бы приятно всех увидеть, поделиться сплетнями, накопленными за лето, но видеть сокамерников по классу придется целый год. И не успела вытереться помада о первые три чашки кофе, как уже понеслись занятия. 
- Не хочу на латынь, - ворчала Настя, затянутое в нечто облегающее. 
Именно в облегающем тело наряде можно почувствовать себя не только студенткой, но и просто женщиной. Настя ворчала демонстративно, вытягивая губы сердечком, что не могло не привлечь внимание стоящих рядом курильщиков. В коварный Настин план входило разбить не одно мужское сердце. 
- Не хочешь нашу бабушку? – удивленно-саркастически втянула в себя Женя чупа-чупс. А рядом что-то хряснуло. «Определенно, это или у меня хрящик в ухе, или у Насти штаны на обтягивающих частях тела, или лопнуло чье-то мужское сердце».
- Фи, накажись такой быть, - Настя затянула в себя по самые пятки дым сигареты, бросила ее на пол и размазала по паркету первого ГУМа, - Пошли, - она толкнула перед собой Евгению так неожиданно, что та подавилась чупа-чупсом. И пока остаток дороги до аудитории она жаловалась, что прошло лето, настоящие мужчины и мода на штаны клеш, ее подруга пыталась справиться с застрявшим в горле колобком карамели, не желавшим проходить ни туда, ни сюда, пока змеиная желчь при упоминании штанов клеш не растопила конфету, отправляя ее в инферно желудка. До двери оставалось два шага или три плевка, или – «давай вообще забьем на пару», когда они развернули дискуссию о штанах клеш. И возможно, что за словами последовало бы так не навязчиво: «Ну, видишь, опоздали. Нехорошо так опаздывать. Лучше не ходить вообще, чем опоздать на пятнадцать минут». Если бы дверь не растворилась, и возникший чертиком человек-который-смеется – Паша Лесников, не воскликнул: «А вот и Каретникова-со-Староверовой». 
Есть шампунь и кондиционер в одном флаконе. Есть сдвоенная ванная с туалетом и пол с потолком. Точно также сдвоились в двух сестер Гадюкиных, сиамских близнецов после операции по рассечению туловища две подруги в глазах собратьев по процессу обучения философским премудростям. Даже преподаватели иной раз принимали их за близнецов. У девушек была разная внешность, но «мы с Тамарой ходим парой» воспринималось как единое целое, а противоречия между ними как поклон в сторону дедушки Гегеля с его странным пониманием единства. 
- Да это мы, - мордашка Жени показалась воздушным шариком, зависшим в проеме входной двери.
- О, - задумчиво обслюнявила палец и раскрыла кондуит посещений латинянка, которую в глаза называли Наталья Георгиевна, а за глаза – наша бабушка, - Староверова, стало быть.
- Собственной персоной, - послышался голос суфлера за спиной Жени, и скоро ее подруга умудрилась первой занять вакантное место у стены, - Каретникова, - Настя предупредительно ответила на еще не прозвучавший вопрос бабушки, раскрывая еще не до конца дочитанную книгу фэнтези. 
- И сейчас она скажет. «Как я рада вас видеть. Хочу, чтобы вы так слились в порыве изучения латинского языка, чтобы просто на одном горшке сидели», - ехидно шепнула Староверова подруге.
- Как я рада вас видеть, - всплеснула руками бабушка, - Вспомним, как нам было весело, когда мы в прошлом году переводили Цицерона.
- Гонит, - буркнул Женя Васильев, отрывая белобрысую голову от парты, коя служила ему вместо подушки. Был еще только сентябрь, а он уже страшно не высыпался. Нет, не девушки не давали ему спать по ночам. Не надо думать так плохо о студентах философского факультета. Какие девушки! Фи, эта грубая материя… Нет! Но не надо думать, что он днями и ночами читал философские труды. Наверное, и читал. Но на его лице, слегка помятом и слегка после запойной ночи читалось другое: как хорошо было вчера, и так хреново утром. 
- А где про горшок? – поинтересовалась Каретникова, неприлично громко шурша переворачиваемыми страницами.
- Она не ту речь читает, - снова продрал глаза Васильев. За что был награжден улыбкой Староверовой, явно обещающей халявную чашку кофе, и злобно пнут Каретниковой так, что она сама чуть не оказалась под партой, гремя тощим скелетом, все-таки он сидел сзади, а у Насти отвыкшей от посещения секции самбо ноги уже тянулись не так как раньше (что делать – от чтения книг откладываются соли и раздается филейная часть). Женя Васильев отклонился от коварного Настиного удара, поправил на голове соломенное гнездо волос и уставился на бабушку немигающим похмельным взором.
- Кто хочет ответить? – бабушка окинула орлиным взором аудиторию, - Это кто-то руку поднял? И не отнекивайтесь, я все видела боковым зрением. Что-то мелькнуло.
- Да это я потянулась, - скромно улыбнулась Наташа Долгова.
- Так кто же хочет ответить? – наивная бабушка и впрямь верила в нашу способность возлюбить латинский язык почти как русский матерный.
Леня Герциг посмотрел на одногруппников: на притворяющуюся стеной Каретникову, на мимикрирующего под парту Пашу и вдруг – рассмеялся. Смех! Вы подумайте! На занятии по латинскому языку! Бабушка тоже было улыбнулась, но потом вспомнив о священном долге преподавателей вдалбливать таблицы спряжений, взвизгнула:
- Леня, что с вами? На занятиях должно быть рабочее настроение!
Паша, до этого с успехом притворявшийся поверхностью стола, изрек:
- Это я ему восторг доставил своим ответом, еще, правда, не сказанным.
- Ага, полный экстаз. С выпадением в осадок, - прокомментировал приведший себя в угрюмо-студенческий вид Леня.
- Я вас, Леонид, сейчас посажу перед собой, как вы всегда и сидели. Будите сидеть и скучать. И вообще, все так странно. Вот первокурсники обычно передо мной садятся, поближе. А вот чем дальше учатся, тем дальше садятся. У каждой группы философского факультета своя философия.
- Я бы сказал своя философская система, - обольстительно-примерно посмотрел Леня ей в глаза, - Вот я так лучше вас слышу и вижу, чем дальше сижу, тем лучше себя ощущаю.
- Я не люблю, когда сидят сзади, - она отвернулась от слепяще-примерного Лениного вида.
- А давайте мы к вам передом сядем, - подал голос Алексей Волк.
- Алексей, вы ничего не понимаете, - бабушка укоризненно покачала головой, поджимая ярко крашенные тонкие губы.
- Я все понимаю и даже записываю, - Алексей смущенно улыбнулся хихикнувшей в книгу Каретниковой, и уткнулся в зеленую тетрадь.
Пока бабушка ходила перед доской, напоминая по виду ворону, также поворачивая на бок голову и смотря круглыми блестящими пуговками глаз, Васильев насиловал булку, прячась за нехрупкую спину Староверовой. Сладкий запах булочки с корицей оторвал Настю от книги, она тихонечко заскулила, но Васильев, помня о ее коварстве, лишь отодвинулся дальше от сидящих впереди и стал громче чавкать. 
- Дай булку! - свирепо затрещали Настины челюсти.
- Жень, отдайся ей булкой, - захихикала Староверова, но тут же захлебнулась не проглоченными соплями от удара Каретниковой по спине.
- А если нет?
- Мне? Нет? – Настя поерзала на стуле филейной частью, выгодно смотревшейся в облегающих черных брючках.
- Угу, тебе, - Васильевская булка уменьшалась просто на глазах.
- Плюну или глаз выколю шариковой ручкой.
- Насть, это несерьезно. Я же боксом занимался.
Но на всякий случай он отдал ей останки хлебобулочного изделия и стал скуки ради пинать слегка Староверову. То ли она ему так нравилось, то ли спать на парте надоело, да и звуки храпа привлекали ненужное внимание бабушки. Тезка Жени - Староверова нервничала, пыталась отодвинуть ноги, которые покрывались синяками от метких Васильевских пинков, настигавшие ее конечности с неизбежностью рока. Обреченная, устав от дружеских побоев, она вгрызлась зубами в парту, видимо символизировавшую гранит науки.
- Бобер, - плюнула ядом сытая Настя.
- Шама ты бобер, - прошепелявила избиваемая.
Но и пинать Староверову быстро надоело. Женя было хищно посмотрел на Каретникову, которая интуитивно почувствовала его намерение, обернулась и прошелестела:
- Только попробуй. Кастриритую. Пилкой для ногтей.
Не то чтобы он всерьез испугался, но мало ли что в голову придет взбалмошной студентке. 
- Васильев, - не выдержала Староверова, - Ты, блин, мне товарный вид попортишь. Я ж после общения с тобой инвалидкой стану.
- И тебе придется на ней жениться, - сплюнула в книгу Каретникова.
- А то. Я что против? Мне давно груши боксерской не хватало, да и должен же кто-то готовить и полы мыть.

Стрелки часов ползли от одного минутного деления к другому. Алексей Волк заснул, свернувшись в тетрадные листы. Рот Паши застыл триумфальной аркой, превращая его лицо в надгробие внимательному студенту. Леня и тот перестал строить глазки всем присутствующим барышням, в том числе и престарелой преподавательнице, с нежностью ловившей его многообещающие движения бровей. 
- Шшшшш, - прошипел Васильев, тыкая костлявым пальцем в нехрупкую тезкину спину. Староверова ни единым видом не показала, что чувствует, как по спине разливается голубой цвет очередного синяка. Она сидела египетским сфинксом, вперив отсутствующий взгляд в доску, исписанную крылатыми выражениями древних.
- Шшшшш, - продолжил Васильев, пока Женька не выдержала и не рявкнула.
- Хватит мне пропеллер на спине прикручивать, что я Карлсон что ли?
- Упппсссс, - Васильев уполз под парту, притворяясь личинкой примерного студента. Лицо-надгробие Паши исказилось в улыбке, а из его нутра послышался жутковатый хохот. «К несчастью», - подумала Каретникова, переваривая останки булки, слегка порадовавшие ее ненасытную утробу.
- Жень, - Васильев нежно прикоснулся к плечу впереди сидящей.
«Еще один синяк», - обреченно подумала она. 
- Чего тебе надобно старче?
- Можно тебя спросить? У тебя попа как?
- Что? – рот Староверовой вытянулся в букву «о».
- О, дает, - гаркнула Настя, - Васильев, дурость без причины…
- Да у меня проблемы, а вы все о глупостях думаете. И не мечтайте. Пошлячки. У меня вот ощущение, что я задней частью к стулу прирос.
- Да у меня самой такое же почти. Знаешь, какое было прозвище у Молотова? Каменная задница. Вот прочти и у меня также. 
- Ой, - воскликнул Васильев и замолк.
Настя оторвалась от книги и вместе с Женей прислушалась к звукам сзади. Но задняя парта молчала. Настя повернула царственный лик и толкнула подругу под ребро. «Еще один синяк», - подумала та. Вид у Васильева был печален. В глазах блестела слеза. 
- Жень, - хором выдохнули они…

Еще долго по первому ГУМу ходили легенды о студенте, у которого на занятии латыни выросло на попе копыто.

Сплетня номер три
Мы ищем клад в Акондо

Эта гениальная идея искать клад проклюнулась в голове Староверовой Евгении рано утром, когда она купала губы в традиционном черном кофе. А почему бы нам не искать клад? Может быть, мы сами клад и не найдем, но можно разработать стратегию, получить гранты. Кафедра религиоведения не получала гранты тысячу лет, а может быть, и все две. Она прискакала бешенной лисой в здание первого ГУМа, где истоптала ни одну лестницу, пока дожидалась свою подругу. 

В тот день Каретникова Анастасия как обычно встала за три часа до того, как нужно было вставать. Она всегда вставала очень рано. Съев небольшой завтрак: две тарелки манной каши, десять бутербродов с красной икрой и один с черной, булочку с корицей и выпив пол-литра кофе, она, утробно срыгнув, поспешила на учебу. Евгения всегда шутила над ее вечными опозданиями, распространяя нелепицы о том, что дескать Насте подарили северных оленей, и теперь она через всю Москву едет на них, изображая Тетку Мороза, тем более что Новый год не за горами. Все это, конечно же, было совершеннейшей чушью. Сегодня она решила это твердо доказать. Но зима и, знаете ли, непогода. Один автобус примерз шинами к асфальту, а второй засосало в сугроб. При попытке вытащить его оттуда, неудавшимся пассажирам пришлось отбиваться от медведя, сбежавшего из цирка и облюбовавшего берлогой заснеженное транспортное средство. Каретникова хотела было поймать маршрутку, но в кошельке лежала только дохлая мышка, а денег вовсе не было. Она села на тротуар и заплакала. Из ее глаз полились слезы, которые застывали на холодном воздухе кристаллами и царапали ее щеки, падая вниз. Хрустль, хрустль – осколки усеивали промерзлый асфальт. Поверьте, никто не мог выдержать этой грустной картины. В соседних домах цветы увяли на подоконнике. Продавщица пончиков, рыдая, обвесила бабульку. А бабулька, рыдая, стащила пару неоплаченных пончиков. Наконец, нашелся добрый спаситель. Им оказался водитель мусоровоза. Да, мусоровоз не карета, знаете ли, но ведь не по всякой улице катаются олигархи в мерседесах. 

- Полчаса, ты опоздала на полчаса! – мясистый палец Староверовой прочертил перед Каретниковой странный символ.
- Да какие полчаса, - возмутилась та, - Всего-то двадцать девять минут пятьдесят девять секунд. Не харакири же мне делать.
- Ой, и что на этот раз? Спустились инопланетяне? К тебе залетел в окошко Карлсон? 
- Не поверишь, - начала она
- Конечно, не поверю, но продолжай.
- Автобусов не было. Меня подвез водитель мусоровозки.
- Это ты начиталась газет. Сейчас как раз желтая пресса обмусоливает новую городскую легенду. Знаешь, одинокая покинутая девушка в беде. И тут, как рыцарь на белом коне, водитель на мусороуборочной машине. А потом девушки куда-то пропадают. Пустили слухи, что это маньяк. Что-то вроде Джека-потрошителя.
- Нет, он не потрошитель, глаза у него добрые-добрые, как у твоего пса, когда он сытый.
- Ладно, дело не в том. Мне пришла в голову гениальная мысль. Искать в Акондо клад!
- А если его там нет? А если мы его не найдем?
- Если его нет, то мы его там и не найдем. Но суть не в этом. Мы можем разработать план поисковых работ и получить за это грант. Не зря же мы просиживаем юбки на отделении религиоведения философского факультета! Мы выработаем философскую кладоискательную концепцию. 
- А отделение тут при чем?
- Так мало ли кто этот клад закопал. Сечешь? Мы после нахождения клада напишем исследовательскую работу о системе верований, позволяющей закапывать клады, основываясь на глубине захоронения ценностей.
- Гениально, - Каретникова захлопала глазами и в ладоши.
- Но не все так просто. Нам нужны люди.
- Люди. Ты права, все решают кадры. У меня есть по этому поводу соображение. А если мы возьмем в долю Алексея Волка?
- А он согласится?
- А мы спросим.

В тот же день они выловили в коридоре Волка и, прижав к стене, сообщили ему свой гениальный план, взяв слово держать язык за зубами. С тех пор их стали видеть втроем. Они оживленно беседовали, а когда кто-то подходил и становился рядом, замолкали и расходились. Великий Инквизитор, являвшийся другом Волка и по совместительству студентом этого же отделения, стал нервничать. Илье Вевюрко не нравилась женская компания в лице Староверовой и Каретниковой. Он сильно подозревал, что они читают ненужные женские романы, желтую прессу и пьют кофе по утрам, в общем, ведут аморальный образ жизни. К тому же он думал, что они тянут за собой и Волка, которым он дорожил как-никак. Так же как Илья всполошился и Виктор Грановский. Ему тоже не нравились эти странные чаепития. Но причинны – почему именно – были неясны и туманны… 
- Концепция – вот что главное, - Евгения чертила очередной план на ватманском листе.
- Концепция? Мы даже не знаем, закопан ли клад, кем и когда, - Анастасия нервно впилась клыками в тульский пряник.
- Концепция! – прервала ее Староверова, - Главное разработать методологию. И даже если этого клада нет, то существует сотня, тысяча других. А сейчас мы сможем создать наработки, которые понадобятся нам в будущем.
- Я не знаю, выйдет ли все то, - Алексей посмотрел на Настю, перевел взгляд на Евгению, потом… а потом его взгляд окончательно где-то затерялся.
- Хмм, - кашлянул, проходивший мимо Великий Инквизитор.
- Да, да концепция! - продолжала Староверова.
- А говорила: кадры, кадры, - буркнула Каретникова.
- И кадры, кадры тоже.
- А что за клад? А вы уверены, что он есть?
- Нет, не уверены, но это и неважно. Будем считать, что существование клада аксиома. Зарыт он в Акондо. Нас волнует не сама раскопка плана. Возьмемся за вопрос скромнее. Мы станем разрабатывать методологию поисковых работ и раскопки данного клада, а под работу возьмем гранты.
- Гмм, - буркнул, проходивший мимо Грановский.
- Гранты – хорошая вещь. Но если не получим?
- Надо пытаться. Если не получим, то все равно будем копать, то есть разрабатывать, понимаешь, если это не поплатится, то в перспективе по материалам этой работы можно будет диплом написать.
- Но мы же учимся от отделении религиоведения, - удивился Алексей.
- Я уже говорила Насте, что мы можем написать о системе верований тех, кто, во-первых, закопал клад, во-вторых, кто стал его откапывать. Или о системе мифических представлений об этом кладе, если он все-таки не существует.
- Гениально, - сплюнула в чашку кофе подруги Каретникова.

Ночью Илья Вевюрко ворочался на кровати. Великому Инквизитору снились кошмары…

Сон Ильи

Полнолуние. Яркий лунный свет залил снежную поверхность поляны. Кругом черные деревья, прикрывшие срамную наготу кусками снежной фаты. Илья поеживается, в пижаме холодно. Он почти уже ложился спать, как заметил, что из подъезда выходит Волк. Не задумываясь, что делает Алексей в столь поздний час, не у себя дома, и почему он выходит из Вевюркинского подъезда, Илья запихнув босы ноги в валенки и натянув на голову вязаную шапку-ушанку, выбежал из дома. Крадучись, он брел в сугробах за другом. Сейчас, стоя за деревом, Илья понял, что он забыл одеть пальто. Желание спасти друга уже не согревало тело, и он тихо ругал про себя Волка, но все же не подходил к нему, а продолжал следить. Наконец, он различил посреди поляны костер. Как это он раньше его не увидел? Вокруг костра прыгали Староверова и Каретникова, бросая в огонь учебники. «Как им не стыдно! - думал Илья, - Надо бы в учебную часть сказать, но нехорошо закладывать одногруппников». На Каретниковой была длинная ночная сорочка по самые пятки, при прыжках сорочка путалась в ногах и Анастасия падала, препятствуя прыжкам подруги, за что получала от нее под ребра пинок большими пальцами ноги. На Староверовой были рваные джинсовые шорты, неприятно обнажавшие розовые коленки, и широкая вязанная кофта, «На вырост, - подумал Илья, - хотя какой вырост, девочка она большая», поправляя красный с белым шарф на шее. Алексей, не спеша, подошел к ним, снял с плеча рюкзак и вывалил из него стопку конспектов.
- Жжем? – спросила Староверова, поправляя кофту.
- Угу, - тихо прошептал Алексей.
- Жжем? – переспросила Каретникова, пиная стопку конспектов.
- Да, - громче произнес Волк.
У Веврюко на голове зашевелились волосы. Он понял, что они совершают ужасную вещь. Сжигают прошлогодние конспекты. А ведь они могли отдать их студентов с младших курсов! Но нет, они закостенели в своем эгоизме и гордыни. Сжечь конспекты как ненужную литературу! О, ужас! Не зря он выскочил из дома в одной пижаме и валенках!

Всю ночь Илью мучили кошмары.

- Мне надо что-то сделать, - Алексей грустно смотрел, как девушки заливают внутренности кофе, - Как им объяснить, что я с вами?
- Так сейчас уже все стало и так известно, что это связано с кладом в Акондо. Оказалось, что не одни мы хотим копать. Может, так и лучше, - задумчиво произнесла Староверова, отрываясь от кофе.
- Не верят. Уже сказал.
- И Грановский? – Настя удивленно мусолила в губах сигарету.
- Особенно он. Говорит, что мы бы не стали тогда так скрытничать. Особенно, если не уверены, что в Акондо действительно зарыт клад.
- Мы же мнительные. Если бы все знали, то стали бы смеяться или еще раньше нас пошли копать клад.
- Ну, при чем тут клад, - Староверова влила в себя остатки кофе, - Ведь его может и не быть. Тут важна методология! И потом все пустяки. Ну, скажи им, что мы решили поехать на бразильские плантации разрабатывать новый сорт кофе.
- А вдруг поверят? – выдохнула ей в лицо сигаретным дымом Анастасия.
- Ну, что мы решили летчиками-импытателями стать. Это еще более дико. Тогда они поймут, что все дело лишь в Акондо.
- Так они не верят мне, - развел руками Алексей.
- Или что по ночам мы сжигаем конспекты, - предложила Настя.

До сих пор не ясно, есть ли клад в Акондо. Методология не разработана. Набрана группа по смежному направлению. Староверова с Каретниковой по прежнему любят пить на переменках кофе. Иногда с ними болтает Волк. Они еще до сих пор не оставили мысли о разработке методологии.
А вечером возле метро Анастасию ожидал водитель на мусоровозке. Неизвестно, что будет, но ведь не зря в желтой прессе появляются странные публикации с новым городским мифом.

Сплетня номер четыре
Легче воздуха

В первом гуманитарном корпусе МГУ все создано для студентов: лифты, половина из которых находится в нерабочем состоянии, а вторая застревает между этажами, просторные лестницы, заполненные дымом и не менее просторные помещения для занятий, где летом жарко как в пекле, а зимой так прохладно, что кости мерзнут. Но студенты сами тоже хороши. После посещения МГУ остаются завалы мусора и тлеющие на полу бычки. Рядом с только что наметившейся кучей мусора пили кофе Анастасия и Евгения, студентки философского факультета. Настя задумчиво грызла сухарики, разрабатывая подвижность челюсти, а Евгения смотрела, как пропадает пенка в растворимом капучино, который она окрестила какачино. 
- Хочу быть такой худой, чтобы я шла по улице, а меня ветром сносило.
- Угу, - хрумкнула сухарями Настя.
- Легкая, воздушная.
- Угу, как йогурт. Тощая корова газелью не станет. И вообще. Давай по мороженому. 
- Минута сомнительного удовольствия – сантиметр на талии, между прочим.
- Давай поститься. Всю жизнь. Что за бред?
- Нет, на самом деле. Легкой и пушистой.

Через день они опять пили кофе рядом с кучей мусора. Может быть, эта куча не способствовала аппетиту, но они относились к этому вопросу, что называется, по-философски. В принципе, если ты кучу мусора не замечаешь, то ее вроде бы и нет. Евгения была бледна и слегка пошатывалась.
- Может, по мороженому? – спросила Анастасия.
- Я уже не ем полтора дня.
- Токсикоз? Давление? Бубонная чумка?
- Хочу стать легче воздуха. Я решила радикально этот вопрос. Я не буду есть.
- И где-то между первым ГУМом и станцией метро будет валяться твой не в меру тощий труп.
- Нет предела совершенству, - вздохнула подруга.
- Алло, гараж. Ты меня слышишь?
Напрасно, Настя пыталась вразумить подругу. 90-60-90 стали у нее навязчивой идеей.

Через месяц Евгения уже еле волочила ноги, Анастасия участливо предлагала ей полежать на плече, а знакомым, которые спрашивали, что у нее за странный плащ, повисшей за спиной, отвечала, что это не плащ вовсе, а студентам философского факультета дают маленькую стипендию, что они тощают и еле ползают в буквальном смысле. Их жалели и подбрасывали пару булочек на прокормку, которые тут же уничтожались Настей. Надо сказать, что не только Евгения изменилась, напоминая теперь еле ползающего жука. Фигура Анастасии преобразилась, таская подругу, она стала мускулистой, ее плечи стали шире, а руки более накачанными, так, одногруппники теперь более почтительно здоровались, на всякий случай.
Жизнь бы так и текла серыми студенческими буднями, протекавшими чашками кофе между занятиями, если бы однажды кто-то не выбил на втором этаже стекло. Куча мусора, которая составляла колоритный элемент и на которую любовались Анастасия с Евгенией за чашкой кофе (хотя последняя решила не только не есть, но и не пить, и даже вставила себе в рот пробку, чтобы соблазнительные виды продуктов и расположенной рядом продуктовой лавки не могли смутить ее волю), находилась как раз на втором этаже. Настя как раз приканчивала третью чашку кофе и второй пряник, когда подул сильный ветер. Обессиленная Евгения лежала на столе, не в силах пошевелить ни одним пальцем. Настя поежилась. Все-таки Москва это вам не Африка, особенно осенью, особенно поздней. Она поправила на себе большой пуховый платок, в который кутала свое тело и с помощью которого привязывала подругу к себе, чтобы та по дороге к классу где-нибудь не вывалилась по пути. Ветер подул еще сильнее. Тело Евгении затрепетало на столе. Настя поставила на всякий случай ей на руку чашку кофе, а вдруг бы ее снесло ветром, потом бы пришлось ее поднимать, отряхивать, приводить в божеский вид. Пока она прикуривала сигарету, злой ветер сдул чашку кофе с руки ее подруги, поднял тело Евгении и закрутил между потолком и полом.
- Смотри, Настя, - зашевелила белыми бескровными губами девушка, - Я легкая, как пух.
- Эй, ты куда. Ты с ума сошла, у нас же сейчас будет вторая пара психологии религии! Как ты можешь так подло улетать?
- Я легче воздуха. Ах, это так замечательно. Знаешь, я же раньше никогда не летала.
Сигарета выпала из Настиных пальцев, а сама она смотрела, как Евгени