Когда

 Белой-белой снежной лапой засыпаются слова,
Все что было, есть и будет – сеют где-то семена,
Время есть и без границы, где-то в платье голубом
В школьной форме ты мечтаешь, все оставив на потом,
Ну а где-то на качалке, шалью кости завернув,
Ты о юности мечтаешь в сладкой дымке странных снов.


Когда-нибудь, когда ты не будешь вспоминать, или почти совсем забудешь о том, что было, прошлое, свернувшееся теплым калачиков у тебя в голове, развернет теплое тело воспоминаний, и ты, подперев подбородок, с тоской помешаешь железной ложкой чай. Но потом лист воспоминаний прервется, как если бы он был сорван со стенного календаря твоей дрожащей старческой рукой, и ты, завернув свои кости в теплый клетчатый шотландский плед, уснешь, так и не допив горячего чаю.

Шла ли она по горячему асфальту в городскую жару или сидела в полутемном зальчике местного кафе, или ты ее увидел на вечеринке своих друзей, но разве это важно – ты увидел ЕЕ. Понял ли ты, что это Она? Да, нет, она была такой же, как и все другие: чуть ли красивее, чуть ли умнее, или такой, же как все. Теперь уже и трудно вспомнить, так давно это было. Когда ты понял, что она прочно обосновалась в твоей душе? Просто было так хорошо. Разве задумываешься, почему ты счастлив? Нет, ты просто пьешь наслаждение большими столовыми ложками вишневого варенья, лениво выплевывая косточки дней в помойное ведро. Но если что-то начинается, но это и заканчивается. Если есть встреча, то есть и расставание. Она ушла. Или нет, это не одна ушла, но так получилась. Узелок, что связывал вас вместе, – развязался.  

Она спала. Или бодрствовала. Что есть сон? Попадаешь ли ты в другую вымышленную тобой реальность, или просто обрывки фраз, событий всплывают неясной чередой, сплетаясь своими телами в причудливые формы? Наверное, вряд ли кто узнает. Но она была там.
Луна – один большой надутый шарик плыл по темному небу. И она плыла на встречу к луне, став такой же большой легкой и воздушной, сроднившись с холодной планетой. Так легко. Руки, похожие на кальку, что сквозь них можно было просматривать очертания деревьев, начинавших сливаться в одну большую темную массу и казавшиеся на высоте все больше одним целым. Звезды, мелким бисером рассыпанные по бильярдному столу неба, смотрели мелкими злобными глазками, как она парит. Но тут одна мысль, чуждая всей этой воздушности показала свои очертания: «Его нет рядом!». И она камнем полетела в низ.
Она проснулась, позавтракала и пошла по своим делам. «Даже хорошо, что она уже не с ним. Они никогда не подходили друг другу», - говорили подруги. Все пройдет, съежившись до маленького пятнышка воспоминания, но только потом.

- Бэть, Димк, как ты можешь сидеть на этой тягомотине? Дома прочтешь, в учебнике, - смеясь, говорил другу высокий темноволосый юноша.
- Ну, может быть, только что-то к знаниям потянуло, бывает, - рассмеялся его собеседник.
- Мы все идем в кафе, - рассмеялся другой и после некоторой паузы добавил, - И Наташка тоже.
- Вот поэтому я и не иду.
- Когда ты ей скажешь?
- А разве надо? Может быть, она сама все поймет, в любом случае в меня нет ни желания, ни настроения что-то объяснять.

Прекрасный бог Ра возвращался в небесную обитель, туда, где он сиял, проезжая по небесной дороге, в своем ослепительном величии. А еще совсем недавно он был околдован мягкими речами богини Нила, прекраснейшей незнакомки, что расчесывала иссиня-черные волосы белым гребнем пены. Он забыл про время, лежа с ее объятиях на ложе из сухого камыша, смотрел как бежит одна рыба за другой, прикасаясь друг к другу серебристыми телами. Его губы, изогнутые в легкой божественной полуулыбке, ловили поцелуи, щедро даримые его возлюбленной. И от их любви произрос прекрасный цветок лотоса – возрождение жизни, символ чистоты, надежды и веры. Но все проходит, и утомили тело Ра ласки нильской дочери, вдоволь усладил он свои уши ее колдовскими речами, теперь не пленительные изгибы ее тела волновали его кровь, но безбрежные просторы синего неба заставляли глаза устремляться прочь от ее лица, утомленного поцелуями.

Да только, моя грусть не меряна, может и больше, прости, но, может, ты поймешь мое состояние.
Ты, наверно, видела предыдущий мессидж. И, может, даже удивилась и задумалась, про что бы это? Хочу сказать, что это... Это - ее эхо. Я послал его просто в сеть многим печальным криком. Не важно, кто и как меня за это осудит. Это было одно из последних ее писем.
Дальше... дальше оборвана ниточка.. 
System admininistrator.... undelivarable.. 
А перед этим... "если я вдруг исчезну, не ищи.. там, где я буду, не будет инета.." 
Я дал своей птице – имена, я назвал то, что чувствую теперь ее именем. Я дал ей цвет – желтый. Это то единственное, что нас вместе сближает. Ее явно и меня, лишь когда переступить черту, а для всех других – цвет серый.


Все проходит, все меняется, толчется в ступке времени. Все забывается, чтобы потом вновь возродиться в другой форме другого времени. Если есть встреча, то неизбежно расставание, если есть жизнь, то рука об руку с ней шествует в темной мантии смерть. Как тело отбрасывает тень, так и все, что существует, имеет свою обратную сторону. Или просто это единое целое, а мы искусственно разбиваем его на куски?