Ведьма

 Od(e) et amo. Quart(e) id faciam fortasso reguiris.
Nescio, sed fieri, sentio exerucior.
Martial

Ненавижу и люблю. Почему я это делаю, может быть, ты спрашиваешь.
Я не знаю, но чувствую, что это происходит, и терзаюсь
Марциал


Она сидела на подоконнике, поджав ноги. Звезды на сером московском небе. Седьмой этаж, и, кажется, так легко дотянуться до неба, но небо ускользает за другим этажом, и сколько не подымайся выше, оно все будет убегать честными серыми глазами. Когда-то давно она хотела быть женщиной, просто жить, выйти замуж, родить детей, но так уж получилось, что она стала ведьмой. Все окружающие ее были несколько странными, кто колдуньей, кто эльфом, кто недоученным вампиром. И только один был человеком, но она с ним порвала и уже почти три месяца не общалась. Только иногда видела его в странных снах. 

Сон падал через спущенные ресницы, и она попадала в мир запутанных лабиринтов слов, мыслей и воспоминаний.
Она стояла в пустоте. Не было ни верха, ни низа, ни лева, ни права. Она даже не знала, стояла ли она или падала куда-то. Разве можно понять стоишь ты или падаешь, если нет ничего, что бы подтверждало это? Чернота разливалась по ногам, по мыслям, опутывая тело паутиной спокойствия. 
- Привет, - произнес странный голос.
- Где я? – спросила она.
- Нигде или везде. Или если тебе будет проще ты там, где ты хочешь быть, - продолжал голос.
- А если я ничего не хочу.
- Значит, ты в пустоте.
- Разве пустота это небытие?
- Разве ты знаешь, что такое сон или жизнь, или мысль? Видишь, ты многого не знаешь, но продолжаешь задавать те вопросы, на которые еще никто не давал ответа. 
- А зачем я здесь?
- А зачем ты родилась, зачем ты просыпаешься? Какие вы все странные, задаете бессмысленные вопросы. Иногда не надо ни о чем спрашивать, потому что не все можно понять через слова. Это сон, твой сон. И все тебе снится.
- Но разве во сне можно понять то, что ты спишь?
- Но ведь сны бывают такие разные. Некоторым снятся сны про елку, другим про подарки, третьим сны про сны. И такое бывает. 
- А что такое ты?
- Голос. Или то, что есть в тебе, но обычно ты этого не слышишь. Я везде и нигде, как и эта пустота. И внутри тебя, и вне. 
Тонкий луч, возникший из ниоткуда, как и голос, осветил то место, где она стояла. Это была арена цирка, или просто нечто похожее на плоскую тарелку, и она посередине нее.
- Все - суета сует, - ворковал голос, - Видишь колесо? - на арене рядом с ней возникло большое колесо, и она поняла, что это - нечто напоминающее колесо сансары в тибетских храмах, - Иногда мне кажется, - продолжал нашептывать голос, - что все идут по кругу. Нет ни кругов ада, ни колеса времени, а только одно большое колесо. Иногда кажется, что ты бежишь по прямой линии, но это просто небольшой отрезок огромного колеса. Что такое сансара? Процесс переселения душ, приводящий к рождению, а с рождением приходит болезнь, старость и прочие страдания. Если теперь устранить незнание, то весь ряд прочих причин распадается и вместе с ними уничтожается страдание. Сансара – бытие. Наше существование – крутящееся колесо. Три порока удерживают в сансаре: злоба, невежество и страсти. А все лишь иллюзия, фокус, тщетность.
Колесо медленно крутилось, блестящие спицы улыбались бликами. «Да это же вовсе не колесо сансары, а простое велосипедное», - пронеслось у нее в голове.
- А ты думала, откуда берутся вообще все колеса? – коварно нашептывал голос, - в зеркале ты видишь не себя, а свое отражение. И каждое малое есть подобие нечто большего. И каждое колесо несет в себе отпечаток другого. Какая разница колесо ли это сансары или велосипедное колесо? Смотри не на спицы, а то, чем ты хочешь их видеть. Если ты хочешь видеть в колесе сансары велосипедное колесо, то так и будет. Но можно и в велосипедном колесе видеть сансару. И разве наша жизнь - это только одно колесо? Нет, все сложнее. В солнечной системе планеты крутятся вокруг звезды и еще сами по себе, да и вокруг них вертятся спутники, которые тоже совершают свое вращение. Так и тут. Все крутится в большом колесе, но у каждого есть еще много своих вращений.
Рядом с колесом показался макет человека. Приглядевшись к нему, она поняла, что это часы в виде человека. Дверца часов открылась, и она увидела внутри сложный механизм, состоящий из различных крутящихся колесиков. Все тикало, крутилось: маленькие колесики крутились с большими, большие с маленькими. 
- И так всегда? А что будет, если одно колесико вылетит? – спросила она.
- Ну и что, - ответил голос, - вылетит одно, найдется другое. Это только кажется, что они приводятся друг другом в движение. Нет, отчасти это правда. Но ведь еще они двигаются сами по себе. Остановится или вылетит одно, так останутся другие, которые будут продолжать крутиться. И зря ты думаешь, что число колес ограничено. Каждый день мы создаем себе все новые и новые колеса. Ведь все наши проблемы – это ничто иное, как отражение сансары.
- И у меня тоже так?
- Какая же ты непонятливая, - устало промурлыкал голос, - Вот помнишь, ты любила человека. Это было колесо. Ты хотела любви слишком сильно, ты стремилась к своему желанию слишком сильно, и оно тебя цепляло своими паучьими лапками, заставляя крутиться колесо, а тебе все хотелось больше и больше. Наслаждение – обратная сторона страдания. Не получение удовольствия – уже страдание само по себе. Ты его любила, а он тебя нет. Разве вы не уравновешивали друг друга? Ты способна любить, как бы больно тебе не делали. Он неспособен никогда, как бы его не любили другие. Чем сильнее ты стремилась вверх, тем сильнее он тянул вниз. И не потому, что причина в нем. Разве ты никогда не думала, что проблема в тебе, если она твоя проблема? Ведь у него-то не было с этим проблем, вернее была проблема, но другая. И уйти из проблемы, это один из путей ее решения, если он не единственный.
- А если я останусь?
- Значит, будешь получать по морде, - усмехнулись невидимые уста.
- Но так нечестно! - она села на арену и закрыла лицо руками.
- О, неужели ты думаешь, что если закроешь лицо, то ничего не будет происходить? Все течет, все меняется. Было бы слишком просто, если бы колесо остановилось. Ты думаешь, что ты с ним рассталась, но жизнь перетасует колоду карт так, что ты опять вытащишь бубнового валета, и опять захочется думать, что он и есть козырь.


- Привет, - мило улыбнулись как на празднике соседские детки, юные вампиры, когда она угощала их свежеиспеченным пирогом, - хочешь кровяной напиток? 
- Нет, спасибо, - улыбнулась она, невольно поежившись от вида длинных вампирских клыков.
- А то заходи, - показалась голова соседки.
Странно быть ведьмой: вроде бы все тоже, только разве что больше пустоты. «Ведьмой не рождаются, ведьмой становятся», - стучался в голове ее дождь мыслей. Она улыбнулась нарождающейся луне, легкой тенью выскользнула на балкон, слетела с перил и воспарила между этажей. Выше и выше, почти к звездам тянула ее метла, но она притормозила на крыше.
- Привет, - улыбнулись ее губы, припудренные легким налетом соблазна.
- Привет, - в ответ улыбнулся Модест или в быту Модя, дворовый оборотень, - я думал, что ты не придешь.
- Почему? – усмехнулась она.
- Все вы такие, женщины.
- Но я ведь не просто женщина, я – ведьма.
- Просто рад, что ты пришла. Мы давно с тобой не виделись. Ты изменилась. Лови, - кинул он вверх маленький красный диск солнца, приземлившийся в ее ладони апельсином.
- Модя, иногда мне кажется, что все наши встречи и разлуки записаны в большую книгу. И все, что с нами происходит, уже написано и проштамповано. Иногда такое ощущение, что все это уже было, только я не помню.
- Иногда так всем кажется. Я по тебе соскучился.  
- Иногда наши разлуки – приправа к будущим встречам. Если бы ты не скучал по мне, то сейчас бы так не радовался.
- Наверное, ты, действительно, ведьма. Только иногда мне кажется, что все-таки обыкновенная женщина.
- Может быть, все ведьмы когда-то были женщинами.
- И все женщины немного ведьмы. Иногда они живут среди людей и становятся как они. Иногда люди пытаются вымазать их чем-то непотребным.
- Ты это о чем?
- Я тебя люблю. У тебя, чтобы там про ведьм не говорили, большая душа. И ты умеешь любить, пусть даже по-своему, по-ведьмински. Я боюсь, что тебя кто-то может обидеть и заляпать. Ты говорила, что удар по лицу – это просто удар, а удар словом – это удар в душу. Я не знаю, хорошо ли то, что я тебе скажу, но я не могу тебе другое сказать. 
- Ты мне хочешь сказать, что кто-то говорит обо мне плохое? Разве меня теперь задевают чужие слова? Каждый может говорить то, что ему хочется.
- Я слышал, что про тебя человек говорит плохое. Ах, почему вы ведьмы водитесь с людьми? Ведь если ты ушла в ведьмы, то и общалась бы с нечистью. Зачем тебе смертные?
Внутри у нее задрожала струна. Что-то дернулось, и тонкий грустный звук полетел через сердце.
- И что же он говорил?
- Он? Да, тоже, что и про всех. Разве он может что-то хорошее говорить про кого-нибудь? Что все девушки, которые приходят к нему в гости – бесплатное приложение. Знаешь, как в Макдональдсе - бесплатная улыбка к гамбургеру. Что любой может попользоваться ими.
- И про меня? – шепнули ее губы.
- И про тебя тоже. Он даже говорил (а я слышал), что есть такая ведьма, так она вообще девочка легкого поведения, и что любой может воспользоваться ей, что он и делал неоднократно. Так что ты лучше с ним не общайся. Я тебе это по доброй душе советую.
- Но этого не может быть, - она села на крышу и поджала колени.
- Все бывает. Я-то тебя знаю, поэтому мне было неприятно слышать такое про тебя, - Модест сел рядом и обнял ее, - Честно говоря, он сказал еще проще, что ты – б*дь. У тебя с ним вообще хоть что-то было?
- Да, - соскользнуло с ее губ, - я с ним спала.
- Как же жаль, впрочем, он и про это тоже рассказывал, правда, не в тот раз, когда говорил, что ты со всеми вот так можешь. Он говорил, что ты с ним занималась всем, чуть ли не оральным сексом. Вообще, он – нехороший. Оставь его в покое.
- А я с ним уже и так три месяца не общаюсь.
- Тем более хорошо. Понимаешь, что про тебя будут думать, когда он такое всем говорит?
- Я не верю.
- Да? Ты веришь ему? Он что никогда не обманывал тебя? Да я не верю, он всех обманывает! Знаешь, у него было таких, как ты, куча. Сегодня одна, завтра другая. Ночь прошла, и наступай себе день, и до свиданья, девочка. Если хочешь, то я даже узнать для тебя смогу, когда у него кто-то есть. Застукать его хочешь?
- Зачем, ведь я с ним даже не разговариваю. Зачем мне знать, что у него кто-то еще есть?
- А у него, между прочим, еще и жена. Ты хоть об этом знаешь? 
- Да, я знаю.
- А ты знаешь, что у него было много чего, постоянно, кроме тебя и жены.
- Я знаю, он мне что-то говорил.
- Боже, и ты так нормально на это смотришь? Мне так жаль, что я тебе сделал больно. Только не плачь, ладно? 
- Я не плачу, - он тихонько смахнула слезу, - Я просто не понимаю за что так? Почему? Что я ему сделала плохого?
- А разве всегда нужна на что-то причина? А еще он сказал, что тобой можно попользоваться и с легкостью выкинуть. Он тебе хоть раз сам звонил? А в гости к тебе приезжал?
- Нет, но он просто не любит звонить.
- Конечно, не любит. Когда кому-нибудь нужно, то звонят, а если не звонят, то не нужно. Как ты можешь быть такой дурочкой? А хочешь, спросим ветры, как он говорит про тех девчонок, которые у него бывают. И ты поймешь, что если он так говорит про других, то точно так же говорит и про тебя.
- Зачем мне знать от кого-то про что-то? Нас с ним уже ничего не связывает.
- Ну, я очень рад, если это так. Я бы очень хотел тебе сказать про это раньше, но не решался. Просто как-то не получалось. Если хочешь, я тебе устрою с ветрами встречу, и они подтвердят мои слова?
- Нет, я ничего не хочу.
- А, давай проведем эксперимент, - Модест нехорошо улыбнулся, - Позвони ему, - и он протянул ей внезапно появившуюся в воздухе телефонную трубку, - Позвони ему и скажи, что умираешь. Скажи что угодно, только бы он приехал. Скажи ему, что если дорожит тобой, то пусть бросает сейчас все: работу, дела, жену и прочее. Пусть приедет к тебе. И знаешь, что он тебе ответит? Он скажет, что погода нелетная, что не хочет приехать, что у него до кучи дел, жена, и вообще времени нет. Или любую другую отмазку. Он не приедет к тебе.
- Но это же глупо. Я с ним вообще не общаюсь уже больше трех месяцев. И тут я звоню и говорю ему вот все это. Да ни один нормальный человек не поедет.
- Нормальный? Если бы человек дорожил отношениями, то приехал бы. Вот если бы ты мне позвонила среди ночи и попросила приехать, то я бы на все плюнул, только бы быть с тобой рядом. 
- Он не любит меня. Он вообще никого не любит.
- Да, только со всеми трахается. Знаешь, почему он так делает? Он имеет только ради того, чтобы иметь. Ради самого процесса. Ему все равно с кем и как, - оборотень рассмеялся, - Давай, позвони же. Хочешь, я даже подскажу тебе его номер? 
- Я не хочу, просто не хочу, - попыталась она отодвинуться, но цепкая рука Модеста ее удержала.
- Не хочешь? Боишься разочароваться? Только разочаровываться не в чем. А еще он говорил, что ты – ничтожество и пустышка, что на тебя даже незачем обращать внимание. Вот позвони ему на работу, а если его нет на работе, то давай звони домой. 
- Я не хочу звонить, тем более, что я не знаю его домашнего номера.
- Молодец, умный мальчик. Правильно, я бы тоже не давал на его месте домашний телефон, а то еще кто-нибудь на жену нарвется. Зачем ему лишние проблемы? Ну что, звонить на работу будешь? Ведь вдруг он на работе. Вот позвони и попроси его приехать, - продолжал упрашивать Модест, - Если он приедет, я буду только рад за тебя. Я растаю, как ночной кошмар, я сгину, и ты его поведешь к себе домой, будешь с ним вместе. Но только я на что угодно готов поспорить, этого не будет.
- Давай трубку, - зарычала ведьма.
- Всегда к вашим услугам, - Модест неприятно осклабился и протянул ей телефон.
- Никто не подходит, - через некоторое время резюмировала она.
- Жаль, очень жаль. Мне бы очень хотелось, чтобы ты убедилась, что он – полное ничтожество. А еще он говорил, что ты…
- И что же он говорил? – нервно переспросила она. Если в начале разговора ей хотелось куда-нибудь деться, только бы не слышать слов оборотня, то теперь в ней играли мазохистские нотки, ведьме хотелось слышать все, что про нее говорил человек.
- Что ты – дура, что ничего не стоишь, что каждый может перетрахаться с тобой. Знаешь, что ты спишь со всеми направо и налево.
- Все, достаточно, - все же не выдержала она, - Модест, скажи, пожалуйста, а ты случаем не Асмодей? Не один из прислужников дьявола?
- Вот еще, я – честный оборотень, - обиженно пропищал Модя, - Я к тебе со всей душой, а ты…
- Просто ты как он – обольстительный, коварный, тоже нашептываешь горькие речи.
- Я тебе правду говорю, какая бы горькая она не была. Вот сама посуди, он тебя разве не обманывал? А я? Я тебе хоть что-то плохое сделал? Хоть один раз я тебе что-то не так сделал? И кому ты после этого веришь?
- Я не знаю, кому верить. Мне просто так больно, я не думала, что так будет. Так жаль. Я думала, что он лучше.
- Только не говори, что когда-то думала, что он сможет тебя полюбить.
- Он говорил всегда, что не любил никого, ни одну женщину, тем более ведьму. Но мне казалось, что просто он – закрытый семью замками ларец, но если его открыть, если взломать все замки, то там что-то есть. Я открывала долго, я пыталась найти к нему отмычку. Пока не поняла, что открывать нечего, там – пусто.
- Видишь, он всех использует. Он хочет, чтобы ему было легче. Ему плевать на всех и на тебя тоже. Разве можно что-то испытывать, если даже любить не умеешь?
- Знаешь, мне казалось, что я смогу сделать так, что он меня полюбит. Когда я поняла, что никогда этого не будет? Наверное, когда он мне сказал, что никогда не будет моим. Что-то было такое, что читалось поверх его слов. Что-то совсем холодное, если лед и растопить, то просто вода стечет между пальцев.
Оборотень сидел рядом, обнимая ее за плечи. Фонари горели внизу, как будто небо перевернулось. Иногда бывает очень грустно, грусть бежит через тебя морскими волнами, а ветры раздумий гонят их на берег сомнений.
Она вздохнула, свесилась с перил и полетела вниз. Модест не попытался ее удерживать, только смотрел, как она исчезает светлым пятном, постепенно сжираемым темнотой ночи.

Она влетела в квартиру через открытую форточку, бросила метлу, скинула тапочки. «Не может быть, - проносилось в ее голове, - Хотя, все может быть». Ей очень хотелось верить, что человек ничего не говорил. «Зато он тебя помнит», - вспомнились ей слова Модеста. «К черту такую память», - произнес у нее внутри злобный голос. Она поплелась на кухню, открыла дверь холодильника. «Черт, - выругалась ведьма, - в холодильнике как всегда рог изобилия. Может, просто напиться?». Она щелкнула пальцами, и через минуту на столе покачивался 5-ти литровый бочонок пива. «Пусть станет все равно. Не хочу ничего помнить. Напиться, напиться и еще раз напиться».
Бочонок уже кончался, но в голове продолжали бегать мысли-тараканы, отравляя остатки ночи. «Боже, боже, - прижала она к себе иконку, - Дай мне веру. Пожалуйста. Дай мне сил не обижаться на него. Пусть это даже и его слова. Каждый ведь имеет право на свое мнение. Прости меня за то, что я обижаюсь на него. Дай мне сил простить. Если я обижаюсь, то меня есть за что обидеть, есть за что зацепить. Иногда жертва сама провоцирует палача. Я боялась, что мне сделает еще раз больно тот, кого я люблю. И так получается. Я много чего боюсь. Страхи плетут в моей душе паутину. Мне так холодно. Прости меня за то, что я слишком хотела и, может быть, до сих пор хочу, чтобы меня любили. Я пытаюсь не взвалить на другого все свои страхи, но это как цепи. Мне проще убежать, проще не говорить ничего. Но это неговорение падает в меня камнями и придавливает». Она стояла у окна и плакала. Странные слезы вперемешку то с молитвами на губах, то просто с обращением к кому-то неведомому, которому можно хоть что-то рассказать. «Боже, дай мне сон, дай мне знак, чтобы я поверила. Я все пойму, но как мне хочется знать правду, хотя легче не станет».

Она рухнула в постель, только закрыла глаза, как лепестки сонных маковых цветков стали мелькать перед глазами. Что-то неясное, обрывочное, как обрезанные ленты старой пленки летели в воздухе. 
- Ты? – сказала она, увидев человека, сидевшего за столом.
- Привет, - улыбнулся он.
- Мне наговорили про тебя разного. Я думала о тебе плохо. Прости меня за все. Как бы ни было, я не должна на тебя обижаться. Скажи, что все не так.
- Зачем? – удивился он.
- Пожалуйста. Мне нужно. Если ты скажешь, я поверю. Просто я не могу верить тебе просто так. Я устала. Я ушла от тебя, не потому что перестала тебя любить, а от усталости, от невысказанных слов, от пустоты внутри. Поклянись на Библии, - просила она, протягивая неизвестно как взявшуюся книгу, - Положи руку и скажи, что это все ложь.
Он отвернулся и пошел прочь.

Она села на кровати, уже было совсем светло за окном.
- Боже, почему? – спросила она, глядя в раскрытое окно. На полу валялась швабра, осколки случайно разбитой чашки. И в голове также были раскиданы осколки сомнений, сна и мыслей-карандашей. Она оделась и пошла в церковь. Даже ведьмы иногда ходят в церковь, когда чувствуют себя просто несчастной женщиной. 
На образах улыбались ангелы. Архангел Гавриил ласково смотрел на нее. Богоматерь опасливо прижимала к себе младенцы Христа, с непонятной тоской созерцая мерцающие свечки. Она поставила за него свечку под икону. 

Она все же решила поехать к человеку. «Давно не виделись, почему бы не забежать?». Ей очень хотелось посмотреть в его глаза. Она знала, что ничего не увидит в них, не поймет, врет он или нет. Но желание поговорить с нем было слишком велико.
- Привет, - прошмыгнула ведьма в его открытую дверь, - Торт – тебе.
- Привет, - улыбнулся он ей.
Она пронеслась на кухню. Совсем ничего не изменилось. Все было таким знакомым, как будто она только вчера была здесь. Чайник закипел, и скоро чай остывал в кружках. Он как всегда включил телевизор. Человек так очень часто делал, почти всегда. Ведьма, познакомившись с ним, стала ненавидеть телевизоры, которые, как ей казалось, заменяли общение. Зачем говорить о чем-то и с кем-то, когда можно просто нажать кнопку, и теледикторша будет мило улыбаться с экрана, болтая о новостях? Человек жил в телевизоре, а она смотрела на человека, который пропадал в экране. Что-то знакомое шевельнулось внутри. Похожее она испытывала раньше. Как же ей хотелось раньше подойти и выбросить телевизор куда-нибудь подальше. Разве может конкурировать женщина и телевизионные новости? В новостях больше информации, с ними не надо спорить, умелые фразы ловко скроены в репортажи. 
- Я тоже так иногда делаю, - произнесла она вслух, - Я тоже иногда смотрю как ты в ящик, это заменяет общение.
Он встал и выключил телевизор.
- Прости меня, пожалуйста, - продолжала она, смотря, как он садится за стол, - Я очень дурно думала о тебе вчера.
- Вчера? – удивленно переспросил он.
- Да, вчера. Мне сказали, что ты плохо отзываешься обо мне. А я обиделась на тебя. Только потом поняла, что не имею права обижаться, потому что ты можешь говорить все, что хочешь, хочу я того или нет. Это твое право. Но мне вчера было очень обидно. Я разве тебе сделала что-то плохое? Я тебе делала больно?
- Да, ты мне делала больно. Только я не знаю, сознательно или нет.
- Я не знала. Ты мне тоже делал больно. Слишком часто. Я последнее время теряла себя, ты меня разрушал. Иногда можно разрушить необщением. Это странно объяснить. Но тонкая стена отчуждения постепенно все расширяется, и становится так холодно, так страшно, а до тебя никак не достучаться. 
- Я не ответил ни на одно твое письмо. Знаешь почему? Просто ты не хотела ответа.
- Я очень хотела. Почему ты не удержал меня? Меня было так легко вернуть. Мне очень жаль, если ты не слышал, как я хочу, чтобы ты что-то понял, чтобы ты был хоть чуть-чуть рядом со мной.
- Так что тебе сказали?
- Что ты говорил, что я – б*дь, что со мной может любой переспать. И еще много всего разного.
- И ты веришь? Я бы мог оправдываться, что не верблюд, но не буду. Это ты сама должна решить верить тому, кто тебе сказал, или мне. Просто я хочу тебе сказать, чтобы ты поостереглась общения с этим существом. Я даже не буду тебя спрашивать о том, кто тебе это рассказал.
- Я не знаю, кому верить. Мне приснился странный сон. Я просила тебя поклясться на Библии, что это не так. Но ты не смог. Я молилась в церкви за тебя. Я просила решения.
- И что стало тебе легче? Если хочешь, молись, ставь свечки, это твоя жизнь.
- Мне бы очень хотелось услышать, что это не так.
- Как же ты плохо ты меня знаешь, если подумала, что я могу так сказать.
- Да, но ты мне рассказывал про своих любовниц.
- А ты слышала про них что-нибудь плохое? Разве я упоминал их имен?
- Ты давал мне разные поводы сомневаться в тебе. Знаешь, мне было очень больно, когда ты спросил меня как-то: «А есть ли у тебя сейчас кто-то? Вот у меня еще есть кроме тебя и жены». Мне было странно, поэтому я старалась убежать от привязанности к тебе. Думала, что если у меня будет еще кто-то в личной жизни, то хоть каплю станет легче, то я буду меньше вспоминать о тебе. 

Они проснулись вместе на одной постели. Как они там оказались, было уже трудно вспомнить. Наверное, она еще до встречи знала, что они все равно проснуться вместе. Иногда не важно, хочется ли быть вместе душам, если так сладки объятия тела, иногда это полностью заменяет все общение. 
На ее лице легла довольная улыбка. Но, несмотря на полученное наслаждение, она боялась, что она вернется к нему, а он опять будет виден лишь через отражение телевизоров, шорохи новостей. Что более сложно: когда тебя бросают или когда ты должна решить уйти или нет, хотя тебя никто не гонит, но и не просит остаться. «Скажи же мне что-то, чтобы я смогла остаться, если тебе это нужно», - промелькнуло крыло чайки в ее голове, - «Я же опять уйду, но я буду бесконечно хотеть остаться с тобой».
Но человек нырнул в следующий день, в сводки новостей, в монитор компьютера.
- Побудь со мной еще несколько минут, - просила она.
- Подожди, у меня дела. На самом деле. Отстань.
Она надела куртку, взяла в руки сумку.
- До свидания, - просунулась ее голова в дверной проем.
- Ты так скоро? Подожди, - вынырнул он из компьютера.
Ведьма открыла входную дверь и выскользнула на улицу.
Если бы она хотела остаться, то остановилась бы. Если бы он хотел ее догнать, то догнал бы. Но за ее спиной только хлопнула дверь.
На улице было холодно, но солнце ярко светило. «Как жаль, что опять ничего не получилось. Как жаль, что меня не остановили. Как же жаль», - прошелестело прошлогодними листьями. Все промелькнет как желтый осенний листопад, как сорванные календарные листки. «Любовь – взгляд на человека через призму снов. Ты видишь не реального человека, а лишь сон о нем. Ты спишь, но сон так реален, что забываешь: цветы грез не растут на грядках календарей. Любят не тебя, а того, кто снится. А ты и сон о тебе не совпадаете», - вспомнила она слова черного мудрого ворона, жившего на крыше соседнего дома, - «Наша жизнь – это вообще сон. Неважно, твой ли или кто-то спит и видит сны про тебя. Вся жизнь – иллюзия, мелодия в одну ноту, да и ту фальшивую».
Она улыбнулась сама себе и пошла к метро.